спать мешают… Но раз уж все равно разбудили, тогда ладно. Пострелять я всегда любил.

Получилось смешно и совсем по-мальчишески. Даже Эльза улыбнулась уголками губ. Вот только не Никите она улыбнулась, а Лешему…

Как Степан дотянул тогда до утра, он и сам не знал. Муторно было. Страшно. Пахло болотной гнилью и кровью. Так дурно пахло, что к горлу то и дело подкатывал колючий ком. Хорошо хоть этот… хорошо, что Вран к костру не подходил, сидел в сторонке, разговаривал со своим одноглазым вороном на непонятном языке.

Откуда он вообще такой взялся в здешних краях?

Нет, не тот вопрос Степан себе задает. Спросить бы, кто и за что этого Врана заживо спалить пытался. Да вот боязно правду узнать. Может, даже еще боязнее, чем в его черные глаза посмотреть.

Так и промаялся Степан всю ночь, придремал только на рассвете, когда на болото упал серый туман.

– Степа, вставай! – кто-то легонько толкнул его в плечо, и Степан тут же вскинулся, замотал головой.

Туман там или не туман, а дар его никуда не делся. По-прежнему видел он и звериные тропы, и спрятанную под водой гать, и черные окна бездонной трясины. Это хорошо. Вот бы пусть дар остался, а тот, кто его подарил, ушел восвояси.

Не ушел. Туман скрывал и его наготу, и его неестественное уродство, но Степан знал, стоит только подойти поближе, как все это проявится, вскроется смрадным пузырем болотного газа.

– Одежу мы ему по дороге раздобудем. – Игнат по-своему расценил молчание приятеля. – А пока, он сказал, и то, что есть, сгодится.

Было немного: кусок окровавленной волчьей шкуры, обернутый вокруг бедер. Откуда взялась шкура? Если добыча, то чья? Уж точно не Степана и не Игната. Снова замутило, захотелось самогона и крепкого самосада, такого, чтобы аж слезы из глаз.

– Поохотился ночью. – Теперь голос Врана он слышал не в своей голове, а снаружи, сквозь туман. Был этот голос сиплый и раскатистый, словно звериное рычание.

Поохотился… Посеред ночи на волка… С голыми руками… И вот теперь этот охотничий трофей кровоточит и привлекает к себе всю болотную гнусь разом.

– С вами пойду. – Вран не спрашивал разрешения, а сообщал о своем решении. И Игнат радостно закивал, даже ладонь об ладонь потер в нетерпении. – Дорогу ты теперь найдешь. Ведь так, охотник? – спросил Вран и выступил из тумана…

Пусть бы не выходил, пусть бы прятался в этой мглистой серости и дальше. Потому что теперь Степану точно не уснуть еще много-много ночей…

…Прижилась плоть, приросла рваными лоскутками к костям, прикрыла кровоточащее мясо, но видно, что чужое все, силой взятое, по живому выдранное, кое-как скроенное, будто наспех сшитая из лоскутов рубаха. Вот только не рубаха. Совсем не рубаха…

– Что глаза отводишь, охотник? – в сиплом голосе слышалась насмешка. – Не люб я тебе такой?

– Ты что, девка, чтоб тобой любоваться?! – Хватило сил и на то, чтобы в черные глаза посмотреть, и на дерзость.

Не девка… Не девка и даже не мужик. Вовсе не человек! Оживший, из трясины выползший мертвяк. Гнусь и нежить, которая рядится не то что в чужую одежу, а даже в чужую шкуру.

И страшный. Божечки, до чего же страшный! Когда с него, дочерна обгорелого, цепь с замком снимали, и то не таким жутким был…

– Понимаю тебя, охотник. И за страх не виню. – Рваный, криво заживший рот растянулся в улыбке, обнажая крепкие белые зубы. – Вот так тебе полегче будет?

Спросил и костлявой рукой перед своим лицом провел. И лицо вдруг изменилось! Был мертвяк, а стал обычный мужик, только с глазами горящими, что угли.

Степан моргнул, прогоняя морок. Вран снова усмехнулся, острым, похожим на птичий коготь, ногтем поскреб подбородок, сказал:

– Сил мало. Долго мне эту личину не удержать. Но ты, охотник, не боись, день-другой – и привыкнете вы к любому моему обличью.

И снова стал ожившим мертвяком, положил ладонь на голову ворона, отступил обратно в туман.

– Зря ты так, Степа, – зашипел рядом Игнат. – Не надо его злить. У него такая силища! Такого в друзьях нужно держать, а не во врагах.

Такого бы лучше держать посаженным на цепь посеред непролазной топи, подальше от людей. Но вслух Степан это не сказал, даже мыслей испугался, повел плечами, разминая затекшие мышцы, буркнул:

– Уходить пора.

– Пути видишь? – Дружок закадычный Игнат тоже многое про него понимал, потому и спросил не про одну дорожку, а сразу про все пути. Какой ни выбери, а в нужное место все равно придешь. Рано или поздно.

– Вижу. – Степан перекинул через плечо вещевой мешок, с тоской посмотрел на почти уже догоревший костер. С костром было спокойнее, но с собой ведь огонь не унесешь. – А ты что теперь видишь, Игнат?

– Я не вижу, я знаю. – Игнат загадочно улыбнулся. – Чуйка у меня появилась. Вот у тебя на тайные тропы и зверье чуйка, а у меня – на золотишко. Держись меня, Степа! Вдвоем мы с тобой горы свернем с нашими-то уменьями!

– Вдвоем? – Ему еще верилось, что от Врана можно избавиться, что тот уйдет, как и обещал, как только наберется сил.

Зря надеялся…

Уже собрались идти, когда Вран вдруг сказал:

– Еще об одном одолжении вас попрошу. – Посмотрел он на скрученную у срубленного дерева цепь. – Сбросьте в болото. Чтобы не было этого тут, чтобы не мозолило глаза.

Хотелось спросить, а чего ж сам не сбросит, но Игнат не дал спросить, подхватил с земли замок, зашвырнул далеко в топь. Цепь досталась Степану. Ржавые петли он скручивал неспешно, пытался понять, что за сила такая в этой железяке, если Вран даже дотрагиваться до нее не желает. А когда скрутил, столкнул в воду, да только не на глубину. И место запомнил. Просто так, на всякий случай…

Выбирались из топи долго. И не потому, что Степан терял след. Наоборот, потому что видел больше того, что положено обычному человеку. Невидимые ловушки видел. Ловушки эти светились серебром и поставлены были не на зверя. Вран их тоже видел. Или просто чуял. Подходил близко, но всегда останавливался на безопасном расстоянии, рассматривал серебряную паутину, ухмылялся мертвецкой улыбкой, а потом говорил:

– Другую дорогу придется искать.

А Игнат вопросов не задавал. Ему эти блуждания по болоту были словно бы в радость. И Врана он не чурался, словно и не замечал вовсе его нечеловеческой сути. Наоборот, при любой возможности спешил перемолвиться словом, справиться о здоровье.

А какое здоровье у ожившего мертвяка? Если не может умереть, то и жить не может. Однако ж Вран крепчал с каждым часом. И человеческую личину у него получалось удерживать все дольше и дольше, пока наконец Степан и вовсе не стал забывать, как тот выглядел изначально. Или потому так легко забыл, что

Вы читаете Сердце ночи
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату