Все они это обещают. Пока не увижу своими глазами, не поверю.
Я не лез к нему с упреками, не читал проповедей. Какой в этом смысл.
А он держался неплохо. Вел себя так, будто у него появилась некая цель.
Может, и правда Ворон небезнадежен?
Через два дня возвращаюсь домой – а он валяется в полном отрубе.
– Да пошел ты! – сказал я.
7
Тимми зацепило синеватой молнией – одним работником меньше. Но Смедз не видел особой разницы. Они и так ни черта не делают. Днем забрать клин невозможно – их заметят из города. После наступления темноты чудовище непременно приходит рыть свою яму. Тополь его прогоняет, но после долго не расслабляется, подстерегает других незваных гостей. Бедняга Тимми убедился в этом не самым приятным образом.
Опытным путем удалось выяснить, что лишь в течение часа перед рассветом можно действовать без особого риска.
Но что предпринять? На этот счет ни у кого не возникало дельных идей. Попытка срубить дерево наверняка бы закончилась очень плохо. Срезать кору вокруг ствола? Даже если успеют, сколько времени будет сохнуть тополь? Причем не простой, а волшебный?
Кто-то предложил его отравить. Мысль понравилась, всем случалось наблюдать борьбу с сорняками. Одна незадача – они не прихватили яда. Возвращаться за ним в Весло? А денег откуда взять? И где гарантия, что отравленный тополек зачахнет быстрей, чем окольцованный?
Между тем время поджимало. Талли уже весь извелся, ему казалось чудом, что до сих пор не появились конкуренты.
– Надо поскорее закончить, – сказал он.
– Как тут закончишь, когда это чудо-юдо рядом возится? – проворчал Тимми.
– Оно что-то ищет. Если мы поможем…
– Кузен, держал бы ты, что ли, мышь в кармане, когда говоришь «мы», – посоветовал Смедз. – Лично я этой твари не помощник.
– Сожжем, – коротко произнес Рыба.
– А? Чего?
– Дерево сожжем, олух. Дотла.
– Так не подойти же к нему!
Из собранной кучи сушняка Рыба выдернул палку длиной в ярд и толщиной дюйма два, размахнулся и запустил ее в заросли.
– Накидаем хвороста. Дело это не быстрое, но мы справимся. А потом факел-другой – и фуррр! Когда сгорит, подберем клин и смажем пятки.
– Про солдат забыл? – усмехнулся Смедз.
– Не-а. Но ты прав, их надо как-то отвлечь.
– На сегодняшний день это самая лучшая идея, – заключил Талли. – Так и будем действовать, пока никто не предложил чего-нибудь поумнее.
– Всяко лучше, чем без толку сидеть на заднице, – ворчливо согласился Смедз.
Он успел привыкнуть к лесной жизни, но не пристрастился к ней. И раньше-то не было особых приключений, а теперь тоска зеленая.
К выполнению задуманного приступили тотчас. Все, кроме Старика Рыбы, воспринимали это как игру, соревновались, кто накидает больше дров. Куча быстро росла.
Дереву игра не пришлась по вкусу, оно то и дело отстреливалось молниями.
Почти еженощно Смедз подкрадывался к выкопанной чудовищем яме, смотрел, что там и как. Остальным это не нравилось.
– Яйца-то у тебя есть, к ним бы еще мозгов, – упрекнул Талли.
– Все лучше, чем сидеть и ждать неизвестно чего.
Нельзя сказать, что Смедз сильно рисковал. Зверь, увлекшись рытьем, не обращал внимания на ползущего – мало ли кругом бугорков. Вот ростовой силуэт человека был бы наверняка замечен.
Хоть и медленно двигалось дело у монстра, он трудился как одержимый каждую ночь. И однажды нашел, что искал.
Оказавшийся рядом Смедз видел, как тварь выбралась из ямы со своим ужасным трофеем – человеческой головой.
Голова эта слишком долго пролежала под землей, причем поменяла слишком много могил и слишком часто бывала искалечена. Держа в зубах грязные, свалявшиеся волосы, чудовище подняло омерзительную находку. Тополь посылал ему вслед молнии, но оно зигзагами добежало до реки и укрылось в заводи.
Смедз поспешил следом. Конечно, со всей осторожностью.
Монстр старательно, бережно отмывал голову. Разгневанное дерево метало трескучие копья; они не достигали цели.
Управившись с мытьем, исполинская собака захромала восвояси. Смедз крался за ней – и поражался собственной смелости. Вот зверь обогнул мертвого дракона, как никогда раньше похожего на неровность рельефа. Не заметив, наступил на вещицу из ветхой кожи и камня и вдавил ее в топкую землю. А Смедз углядел и машинально подобрал.
Сзади, по ту сторону дракона, продолжало трещать и шипеть в бессильной ярости дерево.
Оказавшись у Смедза в кармане, старый фетиш вздрогнул и всем, кто был на него настроен, послал сигнал тревоги.
В тени застыл как вкопанный Смедз, по коже побежали мурашки. Теперь он ясно видел мертвую голову, на которую падал лунный свет.
Глаза были открыты. Изувеченный рот растянулся в кошмарной ухмылке.
Она живая!
Смедза едва не пробил понос.
8
Ближайший к полю давней битвы и могильнику большой город назывался Веслом. Тревожный зов амулета в этом городе услышали двое. Глубокий старик, живший под чужим именем, – в ходе опустошившей Курганье битвы он был вынужден инсценировать собственную смерть – кутил в таверне для рабочих вместе с новыми собутыльниками, которые считали его астрологом. Сигнал вверг его в панику, но он быстро опомнился и со слезами на глазах выскочил за дверь.
Это вызвало в таверне недоуменный гомон. Приятели повалили наружу – всем хотелось узнать, отчего так всполошился старик. А того уже и след простыл.
9
Был один из тех дней, которые принято называть черными. Дела в Весле обстояли неважно. В разных местах вспыхивали беспорядки, мятежники схватывались с имперскими партизанами, многочисленные уголовные преступления маскировались под политические. Мой наниматель поговаривал о том, чтобы продать особняк в городе и перебраться в купленный им возле Сделки дом. Если бы он решился, я бы крепко задумался, стоит ли и дальше на него работать. Хотелось обсудить это с Вороном, но…
Когда я вернулся домой, он был мертвецки пьян.
– И все из-за чертовой бабы, с которой ты даже ни разу не переспал, – проворчал я, пинком отправляя через всю комнату оловянную тарелку.
Опять этот сукин сын не потрудился убрать свою блевотину. Было искушение намять ему бока. Конечно, дальше искушения не зашло – я же не сумасшедший. Ворон – это Ворон, даже когда он валяется без чувств. Я в жизни не видел бойца опаснее. Видят боги, с этим человеком лучше не ссориться.
Он очнулся, да так внезапно, что я аж подпрыгнул. Держась за стенку, мой приятель кое-как поднялся на ноги. И до того он был бледен, и так сильно его трясло, что я моментально понял: дело тут не в похмелье. Старина Ворон был перепуган до смерти.
Без этой стенки он вряд ли мог устоять. Должно быть, я троился у него в глазах, а вокруг меня скакали зеленые чертики. Во всяком случае, он пробормотал:
– Ящик, ты это… собирай манатки.
– Чего?
Он двинулся вдоль стенки к груде своего барахла:
– Из Курганья кто-то выбрался только что… О боги!
Ворон упал на колени, схватился за живот. Его вырвало.
