перегораживали гигантские валуны, прыгая по которым, можно было переправиться на другой берег без риска для жизни. Анюта первой запрыгала по камням. Мужчины бросились за ней, стараясь не замечать, что вода заливает лодыжки, а между камнями вьются стаи соблазнительно-пухлых рыбешек– явно благородного происхождения…
Они лезли в скалы, переползали с кручи на кручу и у приметного утеса, похожего на два растопыренных пальца, повернули почему-то не на запад, а в обратную сторону. На резонный вопрос, почему, Анюта процедила сквозь зубы, что ей виднее, а кто не согласен, может остаться и идти на все четыре. И снова они переползали с террасы на террасу, подсаживая друг друга, перебегали узкие ущелья, карабкались через завалы, буреломные чащи…
На коротком привале они лежали, абсолютно обессиленные, молитвенно смотрели в небо, вдыхая ароматы трав и хвои. Солнце клонилось к закату, светило как-то украдкой, уже не жарило. Божьи козявки стрекотали в траве, ползали, летали, забирались в носки.
– Не, поверите, но местечко Варну – всего лишь восемь километров в диаметре, – прошептала Анюта, – замок Кыштовец расположен в центре. Так уж распорядилась природа, что это абсолютно закрытая территория. Перебраться через утесы могут только обученные альпинисты со специальным снаряжением. Но альпинисты в Горошанах будут заметны. Там вообще любой посторонний – как бельмо на глазу.
– А внутри урочища как с системами наблюдения? – поинтересовался Фельдман.
– Не нужны, – покачала головой Анюта, – на основных тропах присутствуют, а в глуши… не думаю. Накладно. Горошаны наводнены соглядатаями, о всех посторонних немедленно сообщается. А теперь внимание, господа счастливчики, – Анюта приподняла голову, – после наших стараний подготовленных бойцов у Ватяну осталось немного – дюжины две. Прочие – шваль. Все лазейки перекрыть нереально. Я знаю одну… – Анюта сделала загадочное лицо, – ползете за мной и ни о чем не спрашиваете…
– Ползем? – немедленно перебил Фельдман.
– Ползем, – подтвердила Анюта, – идти, расправив плечи, в этом месте крайне затруднительно. Если у кого-то клаустрофобия, то мне плевать. Лечите ее на берегу. А тем, кто упитанный, – она критично посмотрела на Павла, – к ночи лучше похудеть.
Через сотню метров по безбожно пересеченной местности они сделали еще один привал. Но лежать без движения было невозможно: после мелкого дождика озверела мошкара.
Повертевшись на камнях, они продолжили дорогу, вгрызлись в какой-то громоздкий лабиринт… Очень плохо отложился в голове тот момент, когда они спустились под землю. Анюта приказала ползти, они ползли, стиснув зубы. Над головой уже не было звездного неба, не хватало воздуха. Они ползли по карстовой полости, промытой подземными водами. Зазубренная, узкая, душная, она петляла во все стороны. Кровь приливала к голове, отсюда вытекало, что с каждым метром они все глубже погружаются в царство Аида…
Добрая шутка уже не спасала, хотя Фельдман, пыхтя как паровоз, старался в меру сил. Почему бы, действительно, выбравшись из ада, не стрясти с Анюты стартовый капитал – сумму, достаточную, чтобы стартовать за пузырем? Мысль о выпивке представлялась чем-то недостижимым, заоблачным. Какая уж тут выпивка, когда каждый вздох дается с боем, а камень давит на плечи и мозги, как сдвигающиеся стены священной инквизиции?
Артем выдавился из трещины в скале… и лопнул, как надутый воздушный шар – захлебнулся потоком воздуха. Счастливый до абсурда, схватил за ноги ползущего впереди Павла, скатился вниз в какую-то ложбину. Несколько минут они отдувались, молчали, наслаждались жизнью. Крутой изрытый склон, звезды огромные на небе – не сияют, а ЗИЯЮТ! Поблескивают глазки девушки-убийцы с цветочным именем…
– Шабаш, – прохрипел Артем, – скажем твердое НЕТ курению и пьянству…
– Чего нет? – не понял Фельдман. – Только пачку не вздумай выбросить. Сейчас отдышимся, пересмолим…
– Мужики, называется, – презрительно бормотала Анюта, – драться худо-бедно научились, а вот сносить тяготы и лишения… Поднимайтесь, нельзя нам тут загорать, – она привстала и принялась лягать обессиленные мужские тела, выражаясь при этом недобрыми словами.
– Пойдем, художник, делать нечего, – закряхтел Павел, – пуще прежнего наша старуха бранится…
За пределами урочища было холодно, как в могиле. Ветер неистовствовал. Они спускались по склону, не зная, что внизу. Подножие холма устилал густой туман. Они вошли в него, как в параллельный мир, и двигались почти на ощупь. Когда туман рассеялся, оказалось, что они находятся в горно-лесистой местности, практически неотличимой от урочища мракобеса Ватяну. Но дышалось здесь гораздо свободнее. Может, так казалось?
– Метров шестьсот на запад – деревня Волковишта, – просветила Анюта, – заходить в нее не будем, опасно. Пойдем на север. Восемь километров до трассы на Мартау. Это север Румынии. А так рукой подать до Украины.
– До Западной Украины, – поправил Артем, слегка знакомый с атласом.
– Сала наедимся, – подал голос Фельдман, начинающий заметно отставать, – то есть дело идет к тому, что в Бухаресте мы не появимся?
– В Бухаресте вы можете появиться только с документами, – резонно объяснила Анюта. – Как я понимаю, с документами у вас полный швах?
– Но Украина вроде тоже, какое ни есть, а государство, – засомневался Артем, – границу, может, перескочим, и придется прятаться в других Карпатах? У господина Ватяну длинные руки и длинные ноги. А в государстве, где процветает коррупция…
– Давайте помолчим, – предложила Анюта, – внимательнее смотрим по сторонам и работаем ушами.
Битый час они лежали в расщелине перед большим полем. Где-то на дальней окраине сельскохозяйственных угодий поблескивали редкие фонари, иногда проносились машины. В паре верст виднелись сбившиеся в кучку сооружения – то ли большая ферма, то ли маленькое предприятие. По полю перемещались люди – не меньше дюжины. Мерцали огоньки фонариков, доносились обрывки фраз. Оставалось только гадать, кто это такие – поздние (или ранние?) сельскохозяйственные рабочие, клевреты Ватяну, рыщущие по Горошанам в поисках беглых…
Анюта лежала рядом с Артемом, напряженно вглядываясь в темноту. Он чувствовал ее плечо, слышал сиплое дыхание – блуждая по горам, девушка не убереглась от простуды. Обсудить ситуацию с Павлом пока не было возможности, но что-то подсказывало Артему, что появление Анюты не случайно. Сомнительно, что работники тайного судилища так настойчиво стремились вывести его из-под удара. А кто сказал, что Анюта работает на тайное судилище? Да, она в курсе, что существует такая организация – далеко не правительственная, с существенными оговорками творящая благое дело. Если контора, на которую она работает, в полной мере владеет информацией… А почему бы, кстати, этой конторе не быть ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ? Почему бы агенту спецслужбы (интересно, какой страны?) не оказаться внедренным в секту Ватяну? Особый интерес – коллекция «Око Леонарда»… Но при чем тут Белинский? Артем лежал, закрыв глаза, лихорадочно размышлял. История повторяется по спирали. Почему он об этом подумал? Что касается его лично? Швейцария, Мартиньи, улица Мон-Пегасс, банк… как там бишь его? Еще раз. Швейцария, Мартиньи, подделанное «Торжество истины» Брейгеля в сейфовой кабинке… Еще раз. Подделанный Брейгель. Подделанный Брейгель. Картина пропитана мощной энергетикой, изображает решающую битву так называемых Божьих сил и сил Тьмы, выполнена по заказу таинственного клиента, якобы имеющего отношение к секте поклонников Сатаны… Тьфу. Картина, какой бы ни была она в действительности, уничтожена на его глазах. В сейфе подделка. Но кто об этом знает, кроме тех, кто присутствовал при акте уничтожения?
Информации не хватало. Мыслительный процесс не задавался. Возделанное поле между тем опустело: намаявшись от земледельческих трудов, люди удалялись к чернеющему на востоке лесу. Глаза, привыкшие к темноте, различали проселочную дорогу, идущую к сбившимся в кучку сооружениям. Ни в одном из зданий не горел свет. Можно было предположить, что они либо заброшены, либо ночами там никого нет, даже сторожа.
– Ну что, молчит интуиция? – повернулась к ним Анюта.
– Вопиет наша интуиция, – ворчливо бросил Фельдман, опередив Артема, – ей поспать подавай, а потом поесть, иначе она не играет. Кстати, Анюта, как насчет небольшого займа?
