Кэт помертвела.
– Я не сказала да, – хотелось ей крикнуть, чтобы все услышали. – Я еще не приняла его предложение. Я не его невеста, что бы он тут ни говорил.
Полная негодования и решимости все отрицать, она открыла рот, но вдруг шатер содрогнулся от вопля.
Глава 29
Кэтрин обернулась, пытаясь понять, кто кричал, а вокруг воцарился хаос: зрители, ломая, отбрасывали стулья, махали лапами и крыльями, удирая от кого-то или чего-то.
Только тогда она обратила внимание на Черепаха, милейшего и самого восторженного из судей. Упав со своего стула, он завалился за стол, и Кэт не заметила бы его, не зацепись Джек, спешивший унести ноги, случайно за скатерть, и не сдерни ее со стола вместе со всеми тортами. В результате Черепах оказался на виду у пораженных зрителей. Перевернутый на спину, он лежал нижней стороной панциря кверху. Размахивая в воздухе ластами и прижимая их к животу, он стонал, вытаращив глаза от боли и ужаса.
Со своего места Кэтрин прекрасно видела, что Черепах начал меняться. Его кожа пузырилась, съеживаясь в одних местах и растягиваясь в других. Часть чешуек отвалилась, а конечности покрылись новой кожей. Его крики стихли и перешли в бульканье, а голова тоже начала изменяться, превращаясь во что-то странное. В нечто ужасное.
Кэт зажала рот ладонью, сдерживая тошноту. Кто-то предложил отнести Черепаха к морю, чтобы показать Рыбам-хирургам, но никто не осмеливался даже прикоснуться к несчастному.
Никто не мог отвести от Черепаха взгляда до тех пор, пока его ласты не перестали, наконец, подергиваться и «бурлить», а рыдания не сменились всхлипами. Под его подрагивающей от плача головой натекла целая лужа слез.
Но эта голова уже не была черепашьей.
Заостренный клюв и глубоко посаженные глаза исчезли, а на их месте появилась помятая мордочка теленка с розовыми ноздрями и мягкой рыжеватой шерсткой.
И, хотя панцирь, живот и передние ласты остались прежними, на задних ногах Черепаха теперь появились копытца. Существо болезненно вздрогнуло в последний раз, и в это мгновение его хвост – хвост рептилии – начал выпрямляться и закручиваться, а на кончике у него выросла шерстяная кисточка. Хвост Черепаха превратился в телячий хвост.
– Это невозможно! – произнес кто-то, и от этого слова Кэтрин словно обдали холодной водой.
Зеваки продолжали глазеть, некоторых детей унесли подальше от ужасного зрелища, прикрывая им глаза. Черепах все плакал, заливался огромными слезами. Он пытался и никак не мог перевернуться, и у Кэтрин сжалось сердце при мысли о том, как он беззащитен. Растерянный, охваченный болью, на глазах у толпы, он пытался и не мог понять, что с ним происходит. Сквозь рыдания слышались слова:
– Что случилось? Что со мной произошло? Что происходит? Помогите мне, помогите, помогите…
Кэтрин бросилась вперед.
– Кто-нибудь, помогите же ему! – закричала она и, упав на колени, полезла под стол.
Не вставая с колен, Кэт склонилась над Черепахом и коснулась его ноги, чуть повыше вновь появившегося копытца. Нога поросла негустой, намокшей от пота шерстью.
– Все будет в порядке, – прошептала она. Черепах продолжал что-то бормотать и заикаться. – В общем и целом. Я очень надеюсь. Давай-ка тебя перевернем. Не брыкайся, лежи смирно.
Кэтрин увидела изумленные лица. Король побледнел, он был потрясен. Валет смотрел на нее с отвращением, Герцогу, казалось, вот-вот станет дурно, а господин Гусеница таращился на Черепаха с любопытством, как на неожиданный результат научного эксперимента. Белый Кролик удрал со сцены, и его ярко-розовые глаза выглядывали откуда-то из-за ее края. Мэри-Энн сняла капор, видимо, совсем растерявшись, когда ее мечты обернулись кошмаром.
– Помогите же мне! – взывала Кэт.
Никто не шевельнулся. И тут что-то привлекло внимание Кэтрин в толпе: пронзительный взгляд устремленных на нее яростных глаз. Лицо Питера Питера было искажено гневом, верхняя губа злобно приподнялась, обнажая стиснутые зубы. Он смотрел прямо на нее.
Кэт отпрянула, физически ощущая его ненависть. Когда же она взглянула на судейский стол и стоящие на нем пять тарелок, ее охватил ужас.
Четыре куска пряного тыквенного пирога остались нетронутыми – и лишь на одной тарелке не было ничего кроме крошек.
Неуместно весело зазвенели бубенцы, и толпа расступилась, пропуская Джокера и Шляп Ника. Оба они казались такими же потрясенными, как и все остальные, но не растерянными. С озабоченным видом они поднялись на сцену и склонились над бившимся в истерике Черепахом.
– Все в порядке, приятель. – С этими словами Шляп Ник поднял котелок, свалившийся с головы Черепаха во время превращения, и сунул подмышку. Затем положил руки на панцирь непонятного существа. – Успокойся. Может быть, все не так плохо.
Однако его наморщенный лоб и сжатые губы Джокера говорили об обратном. Черепах продолжал рыдать.
Они перевернули Черепаха на живот, но эта поза теперь была для него неестественной, слишком уж сильно копыта торчали из-под раковины. Черепах со вздохами и всхлипами поднялся на шишковатые ноги. Его передние ласты уныло свисали по бокам.
– Я же черепаха, – хныкал он, осматривая свое новое нелепое тело. – Настоящая черепаха. В-вы мне верите, правда?
Кэтрин вздрогнула.
– Разумеется.
Но это была ложь.
Несчастное существо изменилось. Оно было обезображено. Кэт не могла понять, как и почему это вышло, но только что у всех на глазах Черепах превратился в Фальшивую Черепаху.
* * *Праздник, так весело начинавшийся, завершился мрачно: все запомнили рыдания Фальшивой Черепахи и ужас при мысли о том, что Бармаглот по-прежнему опасен и преследует всех и каждого. Торжества, продолжавшиеся обычно до поздней ночи, на сей раз закончились засветло. Состязания кондитеров так и не были завершены, многие блюда никто не попробовал и не оценил: у судей пропал аппетит и всякое желание веселиться. Кэт не смогла заставить себя спросить о награде, понимая, что выставит себя бесчувственной эгоисткой.
Она забралась в карету, где сидели ее родители. Поездка была отвратительной. Кэтрин смотрела в окно, вспоминая ярость на лице сэра Питера. Она чувствовала себя виноватой, но не из-за того, что украла тыкву. Почему-то ей казалось, что именно на ней лежит ответственность за случившееся, но разве это возможно?
Это был всего лишь пирог с тыквой! И хотя Кэтрин слышала о сладостях, заставляющих людей уменьшиться, и о грибах, от которых люди росли, она никогда не слыхала, чтобы несчастья происходили из-за тыквы.
Дрожащими пальцами Кэт коснулась своей шляпы-пирожного, стянула ее с головы и положила на колени. Шляпка больше не радовала ее так, как несколько часов назад.
Отец вздохнул. С тех пор, как они покинули пляж, он вздыхал не переставая.
– Они уже называют его Фальшивым Черепашьим праздником, – сказал он, когда карета свернула к усадьбе. – Какая насмешка. Скоро они и меня начнут звать Фальшивым Черепашьим Маркизом.
– Не драматизируй, – отрезала матушка Кэт. –
