Он нес угрозу – или надежду.
Он олицетворял собой правосудие.
Кэт снова повернулась к Питеру. Выражение его лица снова изменилось. Теперь в нем читались страх и нерешительность.
Питер снова взглянул на Кэтрин – с ненавистью, такой чистой и неподдельной, что это ужаснуло ее. Она почувствовала его отчаяние. Ощутила его готовность.
Издав утробный рев, Питер повернулся и взмахнул топором.
Кэт не успела ничего понять, как все было кончено. Кровь с тихим звуком расплескалась по земле, словно чернила из сломанного пера.
Словно рисунок на камне.
Прежде, чем Кэт поняла, что случилось, Питер бросился бежать. Он бросил топор и скрылся в лесу. Раздалось хлопанье крыльев: Ворон, снова превратившись в птицу, полетел за Питером. Вихрь черных перьев, вопль отчаяния, боли и ярости, и тишина…
Кэт затаила дыхание.
Она ждала, что зрелище перед ней рассеется, как мираж. Что это очередной волшебный фокус. Что прямо сейчас свершится невозможное.
Потому что это не было правдой. Не могло быть. Это сон, кошмар, и она скоро проснется. Это был чернильный рисунок, исполненный во всех ужасающих деталях. Это был…
Джокер.
Изувеченный. Изломанный. Мертвый.
Шагнув к нему, Кэт осела на землю. Меч выскользнул из ее пальцев.
– Патока, – выдохнула она. Целебная патока. Оживляющая патока. – Принесите ему патоки! Ну же! Быстрее! Патока… Паточный колодец…
– Нет, дорогая, – послышался дрожащий голос Шляп Ника. – Ничто его не спасет.
– Не говорите так! – она погрузила руки в жидкую грязь, стиснула пальцы. – Мы должны спасти его! Мы должны… Джокер!
Чья-то рука откинула волосы у нее со лба, до Кэт донесся мучительно ласковый голос Мэри-Энн:
– Кэт…
– Не прикасайся ко мне! – в ярости крикнула Кэт, резко отстраняясь. – Я вернулась из-за тебя! Если бы ты сюда не потащилась, тебя бы не поймали, и нас бы здесь не было. Все из-за тебя!
Мэри-Энн отпрянула.
Не обращая внимания на ее умоляющий взгляд, Кэт поползла вперед на коленях, волоча по грязи юбку.
– Должен же быть выход! Мы должны что-то сделать. Что-нибудь в колпаке, что спасет его… или… или… Сестры. Судьба. Время. Есть же хоть кто-то, кто может…
Ее руки наткнулись на что-то, и это не было холодной грязью, оно было влажным и мокрым. Что-то настоящее на ощупь. Слишком настоящее.
– Это невозможно, – сказала она. – Он ничего не сделал, он ни в чем не был виноват. Он…
Ее горло сдавили рыдания.
– Ты права. Он был невиновен, – произнес Шляп Ник, так тихо, что Кэтрин едва услышала. – Жертвы рока обычно страдают безвинно.
Сжав Кэт в объятиях, Мэри-Энн потащила ее от тела из разливающейся все шире лужи крови. Кэтрин ничего этого не замечала. Она прерывисто дышала. Ее губы кривились. Не отрываясь, она смотрела через плечо Мэри-Энн туда, где рос темный лес. Туда, где скрылся Питер.
Плач умер в горле Кэтрин и был похоронен там, задавленный яростью, которая билась в ней, вопила и требовала выхода.
Она убьет Питера.
Она разыщет его и убьет.
Она получит его голову.
Глава 48
Кэт не помнила, как они возвращались домой, в Черепашью Бухту. Часть пути ее нес на руках Шляп Ник, хотя она вырывалась и царапалась, требуя отпустить ее и оставить с Джокером. Ник удерживал ее, пока она не выбилась из сил и не сорвала голос. В голове стучала одна мысль: разыскать Питера и уничтожить.
У Кэт подергивался глаз. Она сжимала кулаки, представляя, как сдавливает шею Питера. Как душит его. Душит.
Когда они, наконец, оказались в усадьбе, родители, увидев кровь, грязь и ее помертвевшие глаза, поспешно повели всех в дом.
Переполнявшая Кэтрин ярость бурлила и рвалась наружу. Она ни на кого не смотрела. Ничего не говорила. Отсылала всех прочь. Оставшись, наконец, в одиночестве у себя в спальне, она бросилась на колени у окна и, обращаясь к Времени, неистово молила его, пока не потрескались пересохшие губы и не стал заплетаться язык. Оно же может повернуть стрелки часов вспять. Оно властно изменить ее участь.
Она не тронет Бармаглота – пусть только Джокер останется жив.
Она бросит Мэри-Энн на съедение чудовищу – пусть только Джокер останется жив.
Она послушается Шляп Ника. Отвернется, не слушая мольбы Мэри-Энн, и убежит сквозь Зеркало. Не станет оглядываться, пусть только Джокер останется жив.
Она готова на все. Выйти замуж за любого Короля. Носить любую корону. Отдать сердце любому, кто ни попросит. Она готова пойти в услужение к самому Времени, если оно вернет ей Джокера.
Ее страдания сменились вспышкой неистового гнева, когда Время отказалось отвечать. Не будет следующего раза, нет никакого другого времени, да и времени вообще.
Сколько ни обещай, сколько ни торгуйся, это ничего не изменит.
Джокера больше нет.
Далеко за полночь к ней на подоконник опустился Ворон. Бросившись к окну, Кэт распахнула его, но Ворон лишь сообщил, что Питер не найден.
Кэт упала на ковер, и боль набросилась на нее с новой силой.
Она рвала ей душу, приводя в неистовство.
Прошла ночь, а Кэт все металась, бросаясь на всех, как дикий зверь. Когда Абигайль принесла чай, она запустила подносом в стену. Когда Мэри-Энн осмелилась предложить ей ванну, она завизжала и стала отбиваться кулаками. Когда матушка, слишком напуганная, чтобы войти, попыталась заговорить с ней через приоткрытую дверь, Кэт зарычала и заткнула уши, чтобы не слушать. Она обдумывала, как уничтожить Питера. Она поклялась каждой песчинкой в бухте, что отомстит за гибель Джокера.
Прошло целых два дня, прежде чем она смогла заплакать, а когда начала, то будто плотину прорвало – она уже не могла остановиться.
УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.
Пока сбылось только одно из пророчеств.
Джокер лишился головы. Джокер был мертв. Ее Джокер.
Глава 49
Тоненький смех и шуршание веток разбудили Кэтрин. Она широко раскрыла глаза. Раздувая ноздри, ясно почувствовала бодрящий цитрусовый аромат.
Одеяло она сбросила ночью во сне, видно, из-за очередного кошмара с чудовищами, убийцами и каруселями, и теперь лежала на сбившихся простынях в липком холодном поту. Над головой покачивались плоды – не желтые, а красные, не лимоны, а апельсины-корольки, каждый апельсин в маленькой короне.
Ослабевшей рукой она дотянулась до низко висевшего плода и сорвала с ветки. Деревце зашелестело.
Королек оказался увесистым и с трудом поместился в ладонь.
Наверху в кроне деревца кто-то шушукался и хихикал. Подняв голову, Кэт увидела, что сквозь листву на нее глядит пара больших черных глаз.
Сев на постели, Кэт сердито уставилась наверх.
– Что вам нужно?
Тилли отодвинула ветку, и Кэтрин увидела ее узкое личико и мягкие волосы, в которых запутались листья.
– Мы говорили тебе, что это случится, – заговорила она зловещим детским голоском. – Помнишь: УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.
Ненависть застлала ей глаза, кроваво-красная, пылающая. Издав утробный крик, Кэт метнула апельсин в девочку.
Тилли увернулась, королек пролетел сквозь ветви, и
