стоя перед нею и глядя в её глаза, он понял, что не может ненавидеть её так, как ненавидел после отлёта. Если Каян — это то, что она говорит…

…То они в куда худшей ситуации, чем Йонас подозревал.

И тот факт, что есть ещё трое таких, как Каян, превратят гнев злого короля Гая в не более серьёзное, чем просто искорка.

Если Оливия говорит правду о состоянии Убежища, то её магия так же сильна, как никогда, и не пропадает, как у ссыльных. И это, конечно, прекрасно: она может быть ястребом тут, она исцелила Йонаса магией земли.

— Если ты останешься, мы продолжим путь вместе, — промолвил Йонас. — Но ты будешь защищать не только меня. Ты будешь защищать меня и моих друзей.

— Ты просишь пообещать то, что я не могу. Только тебя стоит защищать.

— Я никогда не просил личного заступника. Ты можешь сказать своему драгоценному старейшине это, если он будет шуметь. Это не обсуждается. Если ты хочешь остаться, ты полностью посвятишь себя защите всех, о ком я забочусь.

— Но как я должна…

Он поднял руку.

— Нет. Не спорь. Да или нет?

Её глаза вспыхнули.

— Тебе повезло, что я вернулась, чтобы защитить тебя, смертный! И ты смеешь ещё выставлять мне условия?

— Да? Ты можешь следить сверху, похлопывая своими крылышками, а я буду бросать в тебя камни и оставаться в опасности, или останешься здесь и будешь бороться с нами. Как тебе?

Оливия смотрела на него с вызовом во взгляде.

— Хорошо.

Он склонил голову набок, словно отвечая на вызов.

— Хорошо.

Потом она сбросила рубашку и, превратившись в размытое пятно из обнажённого золотого тела и перьев, превратилась в ястреба и взлетела в воздух, сопровождая это недовольным клокотанием.

Йонас видел, как она уселась на краю соседней крыши.

Феликсу нужен ещё один шанс, чтобы искупить прошлые ошибки и встать на сторону света. Йонасу было жаль, что он не дал другу шанс.

Но он даст его Оливии.

Глава 24

Феликс

Крешия

Он не кричал со своего первого дня в крешийских подземельях, но его решимости надолго не хватит. Он не был удивлён, когда выдавил из себя стон. Как один из Кобра, он понял, что такие пытки разрушат каждого. Даже его.

Особенно пытки тюремной стражи над лимерийцем, что обвиняется в убийстве королевской семьи.

Через неделю в подземелье его спина превратилась в сырое мясо. Сто, пятьсот, тысяча ударов кнутом. Он не знал. Он безвольно висел на цепях, закреплённых в потолке, а кровь стекала по нему.

— Давай, — насмехался стражник, — повесели мамочку. Это поможет.

Феликс не знал имя стражника, но мысленно называл его демоном.

— Ты помнишь? — Демон бросил что-то на пол перед Феликсом. — Теперь ты смотришь на себя.

Грязное глазное яблоко смотрело прямо на Феликса.

Куда проще было, когда это находилось в его голове, прежде чем демон-стражник ударил кинжалом его левый глаз.

— Почему б тебе меня не убить? — прошептал Феликс.

— А какая забава? Я должен работать тут, с отвратительными вонючими убийцами, каждый день. Почему б тебе не доставить мне радость?

— Твоя радость надоедает мне. Я не убивал императора Кортаса и его сыновей.

Стражник тонко улыбнулся.

— Конечно, нет. Ты невинен, как и остальные отбросы в этой тюрьме.

— Эта сука, которую вы называете принцессой, списала на меня все преступления!

— О, опять. Красивая, сладкая принцесса Амара убила отца и братьев? Зачем?

— Ради власти, конечно. Поверь, она совсем не сладкая.

Демон-стражник усмехнулся.

— Она всего лишь женщина, какая польза от неё у власти?

— Ты столь глуп, что мне даже жаль тебя.

Демон-стражник прищурился и прошёлся. Он взял кинжал и ткнул его кончиком в рану, где была прежде татуировка Феликса.

Он закричал от резкой, внезапной боли.

— Ой, больно? — ухмыльнулся стражник.

— Я убью тебя, — выдавил Феликс.

— Нет. Ты будешь висеть на цепях и позволишь причинять тебе боль, пока не придёт время умереть. А потом я ещё долго буду бить тебя, прежде чем выпотрошу, — он вновь оцарапал участок содранной кожи. — Мы знаем всё о тебе и твоей Кобре тут. Думаешь, это жестокая элита? Ты прав, что вырезал эту татуировку. Потому что ты ничто. Ты видишь? Ты видишь?!

— Поцелуй коня в зад.

Стражник провёл лезвием по руке Феликса, от плеча к шею, по подбородку и щеке острым кончиком, прямо у правого глаза останавливая его.

— Может, и этот? А может, язык и уши, и ты будешь слеп, глух и нем?

Он не думал об идиоте стражнике, зная, что уши не сделают его глухим. Многие делают такие ошибки, прежде чем кое-что сказать.

Постучались в дверь камеры. Демон-стражник отозвался, разговаривая через небольшое окно.

— Должен тебя разочаровать, — он повернулся к Феликсу. — Но я должен тебя оставить. Обещаю, что вернусь. Отдыхай, — он повернул колёса, понижая цепь Феликса, позволяя ему не стоять на кончиках пальцев, а упасть на пол. — Посмотри на себя, красный от крови. Красный цвет Лимероса, да? Уверен, король Гай был бы горд твоим патриотизмом теперь, если б не проклял тебя.

Смеясь, стражник ушёл.

— Теперь, — Феликс пробормотал, — это, конечно, неблагоприятная ситуация.

Он выдавил из себя смешок, но тот вряд ли прозвучал по-человечески.

Стены его камеры были покрыты зловонной слизью, а пол был всего лишь смесью грязи и отходов. Он не получал ничего, кроме грязной воды, с тех пор, как очнулся тут, и ни кусочка пищи. Если б не цепи, он понимал, что не смог бы подняться.

— Что ты думаешь об этом? — он обратился с вопросом к большому ворсистому пауку в дальнем углу потолка. Феликс называл его уродливым сокамерником Амары.

За свои девятнадцать долгих лет жизни Феликс никого не ненавидел столь сильно, как Амару.

— Что, Йонас? — Феликс даже дал имя

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату