— Каян мёртв, — решительно проронила она. — Я увидела, пусть и не сразу, — кем он являлся на самом деле, я поняла, что он такое. Поняла, что ошибалась. Ошибалась, когда пыталась помочь ему. И я не собиралась позволять ему уничтожить весь этот мир.
Выражение Тимофея не изменилось, даже не дрогнуло.
— Может быть, речь не шла о всём мире, но моя смерть однозначно входила в ваши общие планы.
— Но я пришла не за нею. Ты предупредил меня, и оказался прав, — она скользнула всё ещё пылающей ладонью по поверхности своего кольца. — Если б не оно, от меня бы остался только жалкий прах. Но он разрушил Родича Огня, а потом… Потом я оказалась тут.
Люция говорила слишком быстро — в её слова нельзя было поместить ещё хотя бы несколько звуков, и Тимофей не имел возможности и слова проронить о Каяне. Она рассказывала ему о том, как пылали Запретные Горы в восточной Пелсии, как они искали хрустальный монолит, что прятался под чернотой камней… И он был преисполнен сил, которые так хотел заполучить Каян, чтобы вытащить Тимофея из Убежища. И он представлял, как она осушит его магию, сделает слабым и уязвимым, а Родичи обретут свободу, покинут свои тюрьмы из кристаллов навеки, оживут без Старейшин — и тот больше не посмеет сомкнуть своды тюрем над их головами.
Люция говорила, что жалела Каяна, ведь магию его использовали, саму его суть… А он лишь жаждал обрести свою семью и по-настоящему вкусить счастья.
— Но он хотел не только этого… — голос её стал просто шёпотом, сейчас, когда она уже почти закончила свою историю, сил не осталось и вовсе. — Он видел слабость в смертных людях, и слабость вызывала у него отвращение. Он хотел выжечь её, превратить мир в прах, а потом вновь родить жизнь, чтобы совершенная цивилизация родилась из праха… И остальные Родичи, наверное, разделят его мнение.
Наконец-то она посмотрела на Тимофея, почти уверенная в том, что увидит шок в его усталых глазах. Но лишь понимание коснулось его лица.
— Я видел это, — проронил он.
Слова его дали уверенность Люции, уверенность, заставившую её говорить и дальше.
— Я думаю, взрыв магии убил его и запустил что-то в этом монолите, потому я оказалась тут. Мне показалось, что я обязательно должна найти тебя… Ведь ты единственный, кто может помочь мне.
— В чём помочь, Люция?
Она чувствовала, как позорные слёзы стекают по её щекам.
— Загладить мою вину, — прошептала она, отчаянно сдерживая рыдания. — Прости… Мне так жаль! Я… Я так ошибалась, я едва ли не позволила Каяну развалить всё! Не осталось бы ни мира, ни Убежища… Ни клочка земли, где мой ребёнок мог бы вырасти здоровым и счастливым.
— Твой ребёнок? — тихо, почти беззвучно выдохнул Тимофей.
Люция шумно вдохнула воздух, будто бы не понимая, как он мог так отреагировать.
— Мой ребёнок. Мой и… Алексиуса.
— Ты беременна?
Люция вытерла глаза рукавом мантии, чужой, как и всё вокруг.
— А ты не знал? Ведь ты сказал, что потому утихает моя магия… В моём последнем сне ты рассказал, что власть Эвы угасла, потому что она должна была привести на свет наполовину смертного ребёнка… Ты должен был видеть это, знать!
Тимофей покачал головой, а после опустился на появившийся из пустоты высокий белый стул.
— Я не видел такого никогда.
— Может быть, потому я могу быть тут, да? Я смертна, но мой ребёнок… В моём ребёнке тоже течёт бессмертие, — она покачала головой. — Но я не понимаю, ведь Алексиус стал смертным, когда ушёл отсюда…
— Изгнанники не теряют магию, она плещется в их душах, даже пусть и начинает исчезать, когда они не пополняют свои озёра тут, в Убежище. Это вполне возможно… Но я не понимаю, почему мне не встретилось ни одно видение до этого дня, — его взгляд скользнул по ней, а после он поднялся на ноги. — Я использовал магию против тебя и мог причинить боль и вред ребёнку. Ты в порядке? Может быть, тебе нужно присесть?
Люция покачала головой.
— В полном, — она провела рукой по своему плоскому животу. — Да и ещё слишком рано… Мне было плохо несколько дней подряд, но теперь всё в порядке.
Тимофей как-то слабо и неуверенно улыбнулся.
— Ты поступила правильно, когда решила ко мне прийти.
Наконец-то холод и напряжение отпустили её, она почувствовала, как груз падает с плеч.
— Рада, что так всё случилось.
— Но… — его улыбка погасла окончательно. — Каян не умер.
— Как?! — выдохнула она, не в силах отвести взгляд.
Тимофей протянул руку, и пламя вспыхнуло на кончиках его пальцев.
— Но ведь огонь вечен. Он не может оживать или умирать — только где-то прятаться. Каян — это огонь. И если огненная магия жива до сих пор, то и он тоже жив.
Люция прижала ладонь к губам, пытаясь не позволить крику сорваться с губ.
— Но… Но как остановить его?
— Не остановить, милая, а спрятать. Он должен вновь оказаться в своей тюрьме.
— Но как?
Он не ответил ей, лишь повернулся с огромным окнам, и Люция бросилась к нему.
И только сейчас жуткая мысль пришла ей в голову.
— Каян думал, что ты единственный, кто может пленить его… Но ведь ты не знаешь, да? Только Эва — не ты!
Она смотрела, как его плечи становятся напряжённее, но он молчал, смотрел на Убежище, туда, где заканчивались городские стены.
— Всё это время… — прошептала она, пытаясь унять отчаянное разочарование, — я думала, что эти намёки и загадки — это просто игра со мной, а ты ждёшь момента, чтобы нанести удар… Но ведь ты не мог ничего сказать, потому что ты ничегошеньки не знаешь!
— Куда меньше, чем мне бы хотелось, — выдавил он.
— И мы в беде, так ведь?
Он бросил на неё короткий взгляд.
— Ты верно мыслишь, девочка моя. Я думал, что ты можешь остановить это… Думал, что Эва передала тебе свои знания.
Тимофей умудрялся оскорблять её даже тоном, и Люция вынудила себя не обращать внимания на его слова.
— Но этого до сих пор не случилось.
— Я знаю о мощи твоего кольца, — продолжил он. — Эва использовала его, когда создавала всё это, и её не задели чары.
— Как Клейону и Валорию? Я видела… Видела, как это случилось. Они коснулись шаров, и сила… — она покачала головой. — Сила…
— Одолела их, — кивнул Тимофей. — Изменила и вышвырнула Родичей на века из нашего мира. Прошли тысячи лет, и Родичи были потеряны между мирами… Пока время не повернуло к нам. Миленью тоже задело, но иначе. Она мечтала о силе, с той поры, как коснулась янтарного шара, того существа, что называет себя Каяном — он мог говорить с нею… И он приказывал ей.
Она едва
