Клео не могла сдвинуться с места, не могла вдохнуть воздух. Она знала, что всё это не предназначалось для её ушей, но не могла просто так спрятаться и не слушать.
Селиа бросила взгляд на Гая, такой, как смотрит сквозь стекло очков учёный на десятилетнего мальчишку.
— Я всегда пыталась защитить тебя, и от глупых решений в том числе, ведь ты ставил под угрозу свою власть! Конечно, я знала, что ты в очередной раз рвёшься к ней. Ты в двадцать пять лет был таким же глупым, как и в семнадцать!
Он только медленно, устало склонил голову.
— А ей ты тоже предложила виноградный сок? Но ей больше нравился сидр. Пряный яблочный сидр, обязательно тёплый.
Селиа не проронила ни единого слова.
— Ты не должна была её отравлять. Я к ней идти не собирался. Моё сердце уже успело почернеть, так что, она не приняла бы меня таким — особенно тогда, когда у неё такая совершенная жизнь, такая совершенная семья… А ещё я знаю, что не существовало никакого проклятья мстительной ведьмы, что убила её в тот же день. Это ты.
Клео почувствовала отчаянную дрожь — её будто бы толкали в какую-то страшную, бездонную пропасть.
— Вы убили мою мать… — прошептала она. — Отравили её…
— Яд должен был убить не только её, но и её ребёнка, — покачала головой Селиа. — Но она была на слишком позднем сроке. Её смерть казалась такой естественной, учитывая то, как трудно ей было выносить Эмилию… Знаю, что Корвин считал, что это его вина — что её прокляла ведьма, с которой он удовлетворил свою похоть. Разумеется, я принесла ей яблочный сидр… О, это так странно, ведь я об этом никогда прежде не задумывалась. Но, дорогой, не переживай, она не страдала. Она ускользнула. Тихо, мирно ушла в лучший мир.
— Ты лжёшь! — прошипел Гай. — Я слышал, как она сильно страдала, прежде чем смерть не забрала её!
— Это просто глупые слухи.
Холодная ненависть в его глазах будто бы обратила весь мир в отчаянный лёд.
— Я уйду. Я хочу уйти и больше никогда в своей жизни тебя не видеть.
Селиа только покачала головой.
— Ты не можешь быть таким слепым! Ты должен видеть, что я всё сделала для тебя. Для тебя, мой милый Гай! Ведь я тебя люблю, я всегда так сильно тебя любила… И ты — моё идеальное дитя, рождённое для величия. Мы с тобой будем править миром, как всегда хотели…
— Убирайся! — повторил он. — Убирайся, или я тебя убью!
— Нет, мой милый… Я не могу тебя оставить. Не сейчас и не так…
— Уходи! — его голос обратился рёвом, и он стукнул кулаком по столу с такой силой, что Клео ждала, как он расколется на части.
Селиа гордо вскинула подбородок.
— Ты простишь меня, когда поймёшь, что никакого другого способа прекратить это никогда не существовало.
Король только покачал головой и не отводил от неё взгляда, пока его мать не покинула наконец-то гостиница и не закрыла за собой дверь.
Клео чувствовала, что в голове её пусто — ни одной вразумительной мысли, только бесконечная пустота.
— Мою мать отравили, — прошептала она, — только потому, что твоя мать считала, будто бы ты попытаешься к ней вернуться…
— Да.
— Она думала, что это просто разрушит контроль над тобой…
— Да, — сейчас его согласие показалось только тихим выдохом.
— Селиа сказала, что ты избил мою мать до полусмерти, что она тебя ненавидела…
— Что?! — его глаза широко распахнулись. — Моя мать — лгунья. Елена была моим миром, моей слабостью, моим страданием и единственной любовью, что ждала меня в этой жизни. Я бы никогда не посмел поднять на неё руку, даже в гневе, — Гай бросил на неё взгляд. — И я хочу, чтобы ты ушла. Как можно скорее.
— Что?
— Моя мать права только в одном — ты опасна для моего сына, как Елена была опасна для меня. И я не позволю ему пострадать. Я защищу его, желает он этого или нет…
— Но… Но я… Я думала…
— Что? Что я попытался искупить свою вину, не позволив тебе выпить яд, принцесса? Это было не для тебя. Это просто то, что следовало решить. А Магнусу было бы куда хуже, если б ты умерла, пусть даже ты бы больше не причиняла нам никакого вреда.
Она почувствовала, как боль в её сердце вновь ожила — но его прошлые деяния вновь заставили её окаменеть.
— Мне всё же кажется, что у Магнуса должно быть право голоса, если речь идёт о его судьбе.
— Он молод, глуп… Особенно когда речь идёт о любви. Я, собственно, всегда был таким же. И я не простил свою мать за то, что она совершила, но это не означает, что я не понимаю причин её действий. Нет, ему будет только хуже, если ты умрёшь, но ведь ты можешь просто уйти… Вернись в свой прекрасный Оранос. А лучше уезжай из Митики, навсегда уезжай! Ведь Елена из Вэйниса, ты можешь попытаться начать там новую жизнь.
— Я хочу поговорить с Магнусом, — упрямо покачала головой Клео. — Мне нужно…
— Уходи, пока моё терпение не оборвалось. Ведь я делаю это не для тебя, принцесса, а только ради памяти о твоей матери. Это она должна была жить, а не бесполезный ребёнок, что приносил в этот мир одно сплошное страдание. Уходи — и никогда не возвращайся.
Клео ничего не смогла ответить. Она вылетела из гостиницы и натолкнулась на Энцо, стоявшего у двери.
— Ты слышал? — прошипела она.
— Не всё, — признался он.
Она колебалась — не знала, стоит ли говорить.
— Я знаю, ты лимериец, да и верен ты королю, а не мне, но выбора у меня нет… Ты пойдёшь со мной? Я не настолько глупа, чтобы верить, что могу начать новую жизнь в гордом одиночестве, а опасности как не было, так и нет.
Энцо, не задумываясь, твёрдо кивнул.
— Разумеется, да. Мы отыщем корабль к Ораносу… Или куда ты ещё пожелаешь, принцесса.
Она кивнула, чувствуя, что была благодарна за верность, единственную, что была у неё.
— Спасибо, Энцо. Но корабли мне не помогут.
— А куда ж ты отправишься?
Вариантов у неё и вправду было очень мало. Но она всё равно должна оставаться сильной, бесконечно сильной.
— Я хочу поговорить с императрицей.
Глава 25. Магнус. Пелсия
Он отобрал у трактирщика уже две бутылки вина. Оно не было пелсийским, а оказалось горьким, сухим, оставляло неприятный привкус во рту, но пьянило так же хорошо, как и пелсийское, позволяя Магнусу расслабиться и уснуть.
Но спать ему не дали. Громко заскрипела дверь. А ведь он был уверен в том, что запер её… Тело казалось тяжёлым, уставшим,
