Тот сказал:
— Не стоит, я сам. Прочтите сейчас — и подписывайте.
Эрик пожал плечами («Да как хотите»), развернул свиток, вчитался и выпалил:
— Да чтоб вам провалиться!
— Я передам это госпоже Серпентине, — невозмутимо отозвался Кристофер. — У вас перо найдется?
Эрик его не слушал. Он смотрел на три пары подряд у стихийников, потом еще столько же у путевиков и — для полного счастья — на выездной практикум в Военном университете.
— Опять?! Да на практикум-то я как успею?
Кристофер изогнул бровь.
— Военный университет находится совсем недалеко от вашего фамильного особняка, Цветкофф. Успеете.
— Но собраться…
— Подписывайте, Цветкофф. Деканат ведь может и передумать.
— Уж лучше бы передумал!
— Цветкофф!
— За что? — выдохнул Эрик, доставая самопишущее перо и ставя им корявую подпись.
Кристофер предпочел не отвечать. Он только, уже уходя, бросил через плечо:
— Госпожа Серпентина также ждет от вас завтра черновые тезисы и программу для путевиков.
«А я так хотел выспаться!» — тоскливо подумал Эрик, закрывая за замдекана дверь.
Донесшиеся из спальни счастливый вздох и бормотание «паучок мой, паучок» прозвучали теперь как насмешка.
Всю ночь Эрик проверял, перепроверял и переперепроверял сначала программу, потом черновики тезисов. Последние были еще в очень черном виде, в прямом смысле: Ипполит, когда они отмечали его сданную сессию, что-то на них вылил, не то чернила, не то краску. Потом сказал: «Не переживай, оно легко отмоется. Универсальный отбеливатель, и все дела!» Как это часто бывает после Ипполита, легко оно не отмылось. Часа четыре Эрик потратил только на то, чтобы избавиться от краски. Избавился, но растворитель стер заодно и Эриковы записи.
— А-а-а, — тихонько простонал Эрик, глядя на чистые, девственно-белые листы бумаги, плавающие в тазике в ванной.
— Паучок, кис-кис-кис, — блаженно протянул из спальни Ипполит. — Иди ко мне…
Эрик очень хотел вылить содержимое тазика соседу на голову, но сдержался. Во-первых, не поможет, во-вторых, видеть лысого Ипполита с ожогами по всему лицу он был морально не готов.
Остаток ночи Эрик сортировал заметки к тезисам и писал новый черновик. Утром в голове шумело, а проснувшийся в прекрасном настроении Ипполит даже сочувственно спросил:
— Что, совесть заела?
Эрик промолчал.
На первой же паре стихийники подожгли макет (только макет, ну что за нелюди!) упыря, а заодно и все южное крыло третьего учебного корпуса. Эрик, забыв про вдолбленное гувернерами воспитание, ругался нехорошими словами и торопился навести порядок до того, как явится начальство.
Начальство в лице декана стихийников, леди Вотерины, явилось, ровно когда последний очаг пожара был потушен, а Эрик совершенно выдохся, возвращая на место мебель (в третьем корпусе на ней была противостихийная защита) и от души довольных первокурсников (которым никакая защита не требовалась). Вотерина равнодушно посмотрела на Эрика в обгорелой мантии, на дымящихся студентов, потом на макет упыря, на котором сажей успели вывести нехорошее слово… И меланхолично протянула:
— Ну вы тут уже все?
Эрик с ошалелым видом кивнул.
— Тогда все в деканат писать заявления на стипендию, — отозвалась Вотерина и с плеском исчезла в портале. Студенты исчезли тоже, но парой мгновений спустя, пешком и чуть не задавив своего преподавателя.
Путевики оказались не многим лучше. Они требовали показать им настоящего упыря здесь и сейчас, а когда плюнувший на все Эрик их требование выполнил, довели бедную нежить до ручки. Упырь волчком крутился в защитном контуре, тяжело дышал и скулил. Эрик тоже тяжело дышал и думал, что к концу пары скулить будет примерно так же.
Но нет, скулить он начал только после беседы со своей научной руководительницей госпожой Серпентиной. Нагина разнесла его тезисы в пух и прах и потребовала принести ей новую версию не позднее чем к концу месяца.
— Вы смерти моей хотите? — выпалил тогда Эрик.
— Ес-с-сли бы я хотела-с-с-с вашей с-с-смерти, то уже давно бы вас-с-с убила-с-с-с, — со смертельной серьезностью ответила госпожа Серпентина и выдала Эрику длиннющий свиток обязательной литературы для чтения.
На практикум в Военный университет Эрик снова безнадежно опоздал: проспал свою остановку. Гидра в деревянном ящике буянила всю дорогу и обещала всех сожрать, но это было так похоже на декана факультета некромантии, у которого Эрик сейчас работал, что казалось, сейчас заседание кафедры и можно вздремнуть. Тем более все пассажиры снова жались к стеночкам и оставили бедного преподавателя в покое.
Зато студенты из Военного университета вели себя тише воды, ниже травы. Любо-дорого смотреть — но Эрик снова чуть не заснул. А вот студенты внимали, записывали и с опаской поглядывали на гидру.
— Вы спустите ее на нас, учитель? — тихонько спросили его посреди лекции.
Эрик не ответил, но слышавшая вопрос гидра оживилась и, пока Эрик вертел ее на столе, посматривала на студентов очень плотоядно. В итоге Эрик просто дал задание описать строение гидры, связал ее, оставил на столе и остаток занятия нахально проспал.
— Это мне? — изумился преподаватель-тролль, снова ведущий пару в соседней аудитории. — Совсем мне? Правда мне?
— Совсем, — попытался улыбнуться Эрик. — Правда.
А про себя подумал: «Я не потащу это к матери».
— Ах ты моя лапуленька, — обрадованный тролль пытался расцеловать гидру во все ее семьдесят два щупальца. — Ты моя хорошая, ты моя красивая…
Польщенная гидра урчала, а Эрик сбежал раньше, чем она подняла крик, узнав, что хозяин ее предал, бросил и другому отдал.
Домой — то есть в фамильный особняк — Эрик ввалился на сорок минут позже назначенного в приглашении времени. Открывший дверь лакей при виде молодого хозяина перекрестился, а горничная за его плечом взвизгнула: «Не-е-ежить!»
И только возникший, словно из воздуха, дворецкий невозмутимо принял у Эрика грязное пальто.
— Добро пожаловать, милорд. Леди дожидается вас в розовой гостиной.
Эрик заметил в зеркальных стенных панелях свое отражение, тоже чуть было не принял его за нежить и прохрипел:
— Я сначала переоденусь.
— Ваши комнаты готовы, милорд, и ванна для вас уже набрана, — отозвался дворецкий. Он махнул
