Г. Саралидзе: Многие считают, что Фултонская речь Черчилля и его напор подтолкнули Соединенные Штаты Америки возглавить холодную войну. Армен, ты согласен с таким подходом?
А. Гаспарян: Абсолютно. Вообще все то, что произошло начиная с 1946 года, – это прямая заслуга Черчилля. Это его последовательная позиция, которой он придерживался как минимум с 1918 года. Единственной неожиданностью стала отсылка к Соединенным Штатам. Почему? Европа лежала в руинах. Британия достаточно серьезно по меркам англичан пострадала. И было понятно, что тягаться пусть даже с разрушенной советской экономикой тогда не представлялось возможным.
Г. Саралидзе: Скорее тягаться с армией-победительницей невозможно было.
А. Гаспарян: Они же как считали: если даже полуразрушенная советская экономика была способна обеспечить потребности Советской армии, разгромившей нацизм, на который работала как минимум половина континентальной Европы, не считая всяких лодырей из Румынии и Венгрии, то это достаточно серьезный показатель. Значит, надо использовать целиком и полностью потенциал Соединенных Штатов, поскольку серьезных потерь они не понесли.
Г. Саралидзе: Наоборот, было все…
А. Гаспарян: У них с экономической точки зрения все обстояло блестяще. И заметим, что Фултонская речь прозвучала даже раньше, чем начали в полном объеме реализацию плана Маршалла. Здесь можно, наверное, поспорить, не стало ли выступление Черчилля локомотивом для окончательного осмысления плана Маршалла в конгрессе США. На этот счет, к огромному сожалению, не осталось никаких документальных подтверждений… Ну, может быть, конечно, они есть, но американцы их пока не показывают. Однако совершенно точно это были звенья одной цепи.
Обратите внимание на то, как интересно развивались события. Как только Черчилль произносит речь, американцы начинают реализовывать план Маршалла. И тут же на первые роли выходят так называемые эмигрантские правительства. В частности, Польша устами эмигрантских лидеров стала требовать немедленного включения ее в орбиту плана Маршалла. Хотя Советский Союз уже первую часть транша Польше передал. Заработала на полную мощность идеологическая машина Запада. Интересно, что даже знаменитое интервью товарища Сталина господину Стассену было подано весьма и весьма своеобразно даже в контексте холодной войны, хотя товарищ Сталин говорил совершенно удивительные вещи: давайте дружить, давайте уважать друг друга, давайте договариваться, давайте соблюдать взаимные интересы.
Д. Куликов: Почему именно Америку назначили? В апреле 1945 года Черчилль, еще будучи премьером, начинает разрабатывать план нападения на Советский Союз, который получил название «Немыслимое». Совпадение? Не думаю. Потому что к этому времени ядерная бомба уже существовала. Сработал системообразующий принцип англосаксонской или западноевропейской цивилизации – наличие военно-технического превосходства. Это невероятно важный фактор. Ну и наплевать, что Советская армия – лучшая армия в мире. У них есть бомба, против которой Россия бессильна. Бедные японцы, на которых сбросили эти две бомбы, пострадали из-за того, что американцы решили продемонстрировать действие ядерного оружия Сталину.
Г. Саралидзе: Это очевидный факт.
Д. Куликов: После крушения Советского Союза на Западе злорадно наблюдали за нашими проблемами на Северном Кавказе, когда был грузино-осетинский конфликт, они считали, что все равно русская армия слабая. Ну и в принципе цели к 2017/2018 году добиться тотального военного преимущества перед Россией достичь не удалось. Они считали, что с точки зрения научного прогресса, с точки зрения военной мощи они самые-самые-самые. А если они самые сильные, значит, и самые умные. Это же логично?
Г. Саралидзе: И самые правильные.
Д. Куликов: Да. Трамп воспринимает мир с позиции силы, понимаешь? Он говорит, что не допустит, чтобы были какие-то вооруженные силы в мире, хоть сколько-нибудь сопоставимые с вооруженными силами Соединенных Штатов. На этом все держится, никогда ничего другого не было. Стремление к мировому господству – раз; уверенность в своем многократном военно-техническом преимуществе – два. А дальше можно диктовать свое мнение. Это основной механизм и той холодной войны, и того, что происходит сейчас.
Г. Саралидзе: Я абсолютно согласен – с созданием атомной бомбы появилось серьезное превосходство. Но тут выясняется, что у Советского Союза тоже есть такая бомба.
Д. Куликов: Да! Через три года.
Г. Саралидзе: И всё! Все планы стереть с лица земли нашу страну, которая им так мешает, рушатся. Наступает новая реальность: нужно противостоять, но противостоять уже не всегда, так скажем, силовыми методами, потому что можно и огрести. И начинается холодная война. Мы уже сказали про план Маршалла. Но ведь план Маршалла – это часть доктрины Трумэна, которую он в 1947-м объявил. Они друг за другом шли. Я бы рассматривал план Маршалла как инструмент доктрины Трумэна, которая провозгласила политику сдерживания коммунизма. Вы говорите вполне логично о том, что противостояние Запада и России было и до революции, и после, и сейчас. Суть одна. После войны было идеологическое противостояние. Сдерживание коммунизма. Или это все-таки декорация?
Д. Куликов: Декорация, конечно. У нас уже давно нет коммунизма, ничего мы не распространяем. Более того, наша доктрина сегодня заключается в следующем: мы вообще никогда не собираемся никому ничего навязывать и предлагать. Мы собой заниматься хотим и что-то у себя делать. А кому-то чего-то навязывать, учить кого-то жить вообще не собираемся. Это бессмысленная трата всех видов ресурсов – человеческих, экономических, материальных, каких угодно. Это тот опыт, который мы извлекли из советской истории. Поэтому мы никому ничего предлагать не хотим. И что? Это как-то изменило отношение к нам? Нет. Даже наоборот. Они считают, что раз мы никому ничего не собираемся навязывать, значит, мы слабые. Между прочим, они до Карибского кризиса рассматривали варианты «горячей войны». Были, конечно, переломные моменты: спутник, Гагарин… Но возможность войны они довольно долго не исключали. А ситуация с разрядкой вообще возникла в 1970-е годы, когда они экономически надорвались, проиграли Вьетнам – и стало ясно, что мы можем многократно друг друга уничтожить.
А. Гаспарян: Здесь я бы поспорил. Прежде всего нужно сказать, что знаменитый план удара ядерным оружием по 24 советским городам появляется сразу после войны.
Д. Куликов: Потом список из 100 городов был.
А. Гаспарян: Да. И он существовал вплоть до 1969 года. То есть этот вариант рассматривался, несмотря на спутник, несмотря на полет Гагарина, несмотря на Карибский кризис. Вплоть до 1969 года возможность нанесения такого удара активно обсуждалась. Больше того, с идеологической точки зрения огромный вклад в это внесли русские эмигранты, которые создали теорию, что поскольку «крестовым походом против большевизма» покончить с заразой не получилось, то богоборческую власть можно уничтожить только ядерным оружием. Дескать, это будет такой очистительный огонь, который вернет русский народ на путь православной
