Чудовище надвигалось на нее, чтобы убить.
– Джулия! – закричал Стэн. – Ради бога!
– Отменить функцию «хищник»! – в последнее мгновение крикнула девушка.
Норберт замер. Он втянул обратно внутренние челюсти и сомкнул рот.
– Вернуться к стандартной программе! – добавила Джулия.
Она отвернулась от застывшего чудовища и пошла по коридору к Стэну, который все еще неподвижно сидел в центре управления в большом командирском кресле напротив компьютера.
21
В центре управления, откуда Стэн наблюдал за Джулией по монитору, раздался вздох облегчения. Стэн знал, что девушка присоединится к нему после того, как примет душ и переоденется. У него оставалось время, чтобы проверить состояние людей, погруженных в гиперсон, а потом они с Джулией смогут заняться другими делами.
Мяковски прошел через широкую дверь вниз по короткому коридору и оказался в длинной серой комнате овальной формы, где находились спящие члены экипажа. Свет был приглушен. Стэн слышал лишь периодический звук автоматического выключателя.
Казалось, люди лежали в больших стеклянных гробах с крышками. Трубки и электрические провода вели к распределительному щиту, встроенному в стену. Весь этот лабиринт проводов обеспечивал работу приборов, которые отмечали отклонения, проверяли состояние сердца, мозга, дыхания, каждый час делали анализы крови и содержимого желудка. Для стабильности окружающей обстановки необходимо было знать состояние каждого члена команды. На другом счетчике отмечалась активность сна. Было важно, чтобы спящие люди видели сновидения, так как слишком долгое пребывание в бессознательном состоянии могло привести к психозу.
Сейчас все было в порядке. Добровольцы лежали в своих серых капсулах. Большинство из них вытянули руки вдоль туловища, некоторые скрестили их на груди. У одного или двоих руки были сжаты в кулаки. В этом не было ничего необычного. Они погрузились в такой глубокий сон, что их невозможно было прочитать даже с помощью приборов и датчиков.
Их путешествие должно было продолжаться две недели. По космическим меркам – не так уж и долго. Людей можно было и не погружать в гиперсон, но на многих кораблях взяли за правило усыплять экипаж, если полет длился больше недели. С одной стороны, это позволяло экономить воду и еду, которых всегда не хватало. С другой стороны, сон берег людей от неприятностей. Ведь если кто-то ломал, к примеру, ногу, то трудно было оказать ему на корабле квалифицированную медицинскую помощь.
Стэн радовался, что в данный момент ему не приходилось ни с кем спорить. Однако его огорчало, что Хобан предпочел погрузиться в гиперсон вместе со своим экипажем. Мяковски предпочел бы коротать время за разговорами с капитаном.
– И мне бы этого хотелось, – сказал Хобан до того, как погрузился в сон. – Но, если честно, мне просто необходимо восстановить силы.
Хобану пришлось несладко после того, как его отстранили от командования. Его обвинили в том, что он был пьян во время пилотирования корабля. И хотя это было ложью, доказать обратное оказалось очень сложно. Даже с помощью всех регистрирующих приборов, которыми набит любой космический корабль, трудно было определить, насколько он был пьян и пил ли он вообще. Даже свидетели-офицеры не могли прийти к единому мнению по поводу того, что произошло и чего можно ожидать от Хобана.
Если все происшедшее огорчило следственную комиссию, то Хобан просто сходил с ума от горя. Он и сам не знал, что случилось в тот роковой час, когда произошел несчастный случай. Защитные механизмы психики заблокировали память, мешая ему докопаться до истины, которая могла его погубить.
Томас Хобан знал это, и ему самому было интересно, от чего память пыталась его защитить.
Гиперсон был прекрасной возможностью сбежать из мира действий и осуждений в мир, находящийся за пределами вопросов морали, где отсутствует понятие времени. Хобану это было просто необходимо.
А сейчас Стэн с нетерпением ожидал, когда капитан вернется в сознание. Он расстраивался, что разговаривать мог только с Джулией и Гиллом. Безусловно, он очень дорожил девушкой и сходил по ней с ума, но в то же время сознавал ее ограниченность.
Она отлично умела постоять за себя, но очень слабо разбиралась в науках, и хуже всего было то, что ее совсем не интересовали искусство и гуманитарные дисциплины. Однако он прекрасно понимал, что часто переоценивает то, что ему нравится, и недооценивает то, что любят другие.
С Гиллом тоже можно было говорить не обо всем. Он демонстрировал блестящие знания в науках и прекрасно разбирался в истории и философии, но он не умел судить и сострадать. Для Гилла жизнь была чем-то вроде физической формулы. Андроид не разбирался в эмоциях, хотя Стэну иногда казалось, что тот понимал, что такое обещание.
Приняв душ и переодевшись, Джулия привела в порядок волосы и присоединилась к Стэну в центре управления.
– Как я справилась? – поинтересовалась она.
– Очень неплохо, Джулия, – взяв себя в руки, ответил Стэн обычным голосом. – Сегодня ты сэкономила пятнадцать секунд по сравнению с вчерашним результатом. Продолжай в том же духе и скоро побьешь свой собственный трехминутный рекорд.
– Норберт становится все лучше, – сказала Джулия. – Он учится быстрее, чем я. И еще я уверена, что он умнее своего живого оригинала.
Под живым оригиналом подразумевались чужие, причинившие столько зла.
Несмотря на полностью повторявший внешний вид ксеноморфа облик, Норберт не был пришельцем. Он был безупречно сконструированным роботом, снабженным множеством компьютерных программ, в числе которых была и хищническая манера поведения. Джулия тестировала именно ее. Теперь Норберт находился с ними в центре управления, не показывая никаких признаков ярости.
– Как ты, Норберт? – спросил Стэн.
– Как всегда отлично, доктор.
– Да уж, ну и заставил ты Джулию побегать. Как думаешь, ты смог бы ее поймать в этот раз?
– Я не могу предвидеть, – ответил Норберт.
– А что бы ты сделал с ней, если бы поймал?
– То, что заложено в программе.
– Ты бы убил ее?
– Я не могу предвидеть. Я бы сделал то, что должен. У меня нет эмоций. Но если такие подобные мне существа могли бы испытывать муки совести, я бы хотел их испытать. Существует аналог угрызений совести, при котором ничего не чувствуешь?
– Ты очень сложно все объясняешь, – сказал Стэн.
Норберт кивнул:
– Это следует проанализировать и просчитать. Мне сложно выражать это словами.
– Я заметил, – согласился Стэн.
В этот момент в дверь вбежала большая коричневая собака. Ее звали Мак. Никто не знал, каким образом пес оказался на борту, но никто его и не гнал. Пес путешествовал вместе с экипажем.
Мак подбежал к ноге Норберта и положил рядом с роботом голубой резиновый мяч.
Стэн и Джулия наблюдали за действиями робота.
Норберт наклонился и, протянув длинные черные лапы, отмахнулся от собаки, чтобы поднять мячик. Затем он бросил игрушку через открытую дверь в коридор. Радостно залаяв, пес бросился за мячиком.
– Ладно, Норберт, – сказал Мяковски, – ты достаточно повеселился. А теперь иди в лабораторию. Я хочу проверить кое-какие коды. И успокой Мака, экипаж
