Боги не злы, им лишь нужно, чтобы все было правильно.
Смежила веки. Нет, не дым. Не слезы. Просто память. Воспоминания о том, от чего я собиралась отказаться. И мечты о том, чего уже никогда не будет, если только…
Открыла глаза и, словно на стену, наткнулась на пристальный взгляд. С вами все в порядке, Бет? Дышите ровнее. Все хорошо. Боги не злы и не размениваются на отравленный шоколад. А мир не рухнет, если кто-то в нем будет счастлив.
Я отвернулась.
Взяла с подноса бокал. В горле пересохло, а сейчас придется много говорить. Объяснять. Объясняться.
— Простите, милорд Райхон, — я вклинилась в беседу ректора с одним из эльфов. — Не уделите мне несколько минут?
Видишь, боже, я больше не убегаю. Я все сделаю. Правильно.
Небольшая комната рядом с залом предназначалась специально для того, чтобы уставшие от праздничной суеты гости могли передохнуть немного. Посидеть в удобных креслах. Поговорить.
Садиться я не стала. Прошлась до закрытого тяжелыми бархатными портьерами окна и обратно. Остановилась перед ректором.
— Милорд, я… — Набрала полную грудь воздуха и выпалила на выдохе: — Вы меня любите?
Он опешил от такого напора, но с ответом не тянул.
— Вы чудесная девушка, — проговорил медленно. — Во многих смыслах чудесная, единорог подтвердит. Вы мне очень нравитесь, и, думаю, я мог бы полюбить вас со временем. Но сейчас… Нет, я вас не люблю.
— Слава богу! — вырвалось у меня.
Этого восклицания он ожидал еще меньше, чем моего вопроса, и я устыдилась неуместной в свете недавних событий радости.
— Простите, милорд. Это так… странно, наверное. Но, помните, вы говорили о мисс Сол-Дариен? О том, что трудно отказаться от старых увлечений? Это не совсем то, но…
— Не нужно ничего объяснять, — прервал он меня. — Помнится, вы говорили, что не считаете меня идиотом.
— Не считаю. Я считаю, что вы… вы самый лучший.
— Так уж и самый? — усмехнулся он. Обида, которую я все-таки ему нанесла, выплеснулась с этой усмешкой, но, на мое счастье, она была не так велика, чтобы нельзя было превратить ее в шутку, а со временем и вовсе забыть.
— Самый, — подтвердила я, не лукавя. — Просто вы слишком хороши для меня.
Вот это я считаю правильным, боже. А теперь можешь присылать свою комету.
Я специально не вернулась после разговора с Оливером в зал, чтобы гнев божий не обрушился на невиновных. Но если комета и пролетела где-то там, волоча за собой пылающий хвост, я не видела ее за задернутыми шторами.
Зато, когда мне почти наскучило ждать, явился Мэйтин собственной персоной. Встал передо мной, сунув руки в карманы джинсов. Вздохнул угрюмо.
— И что ты творишь, позволь узнать?
— Поступаю правильно, — заявила я. — Для меня правильно. И для Эда. И для Оливера. Если не согласен, можешь шарахнуть в меня молнией. Но ты этого не сделаешь, потому что тогда некому будет спасать твой мир. А если посмеешь причинить вред Эдварду, я сама перережу себе вены, и итог будет тем же. Понял?
— Угу, — кивнул он. — Это ты меня сейчас шантажируешь? А с чего ты решила, что я буду во что-то вмешиваться?
— Я нарушила твои условия.
— Они не мои, я говорил. И пока ты ничего не нарушила. С учебой порядок. Личное счастье, если не напортачишь в последний момент, считай, тоже в кармане.
— Ты же сказал, Оливер…
— Я сказал «Оливер»? — возмутился бог. — Я сказал: любимый мужчина. А Райхона ты сама приплела. Ну, я и подумал, что тебе виднее. Или уже не помнишь тот разговор?
Не помнила. Но если он говорит, то так все и было.
Я закрыла горящее лицо руками. Боже, надо же быть такой дурой!
— Не надо, — согласился он.
— Но ты спросил, что я творю…
— Спросил. И еще раз спрошу. Что ты творишь? Почему ты сидишь тут, когда твой мужчина давно ушел?
— Как? Зачем?
Бог передернул плечами:
— Может, вспомнил, что кошку забыл покормить? Или видел, как ты под ручку утащила ректора в укромный уголок, и решил не присутствовать при продолжении?
Боже…
— Да тут я, тут. И он никуда не денется. Завтра встретитесь.
Ну уж нет!
— Стоять! — резко приказал бог, когда я кинулась к двери. За окном что-то громыхнуло, и по стеклам забарабанили тяжелые капли. — Теперь иди.
Дождь? Маленькая божественная месть за то, что я накинулась на него с угрозами, тогда как сама все запутала? Или…
— Или, — ухмыльнулось божество. — Это не просто дождь. Это гроза. А во время грозы…
— Отключается сеть порталов, — дошло до меня.
— Именно. Так что далеко твой доктор не уйдет.
Гроза? В марте? А говорил ведь, что даст мне только одно чудо…
— Это не для тебя, — проворчал Мэйтин. — Для него. Хотя уже не знаю, нужно ли ему такое непутевое счастье… Ну чего ты встала опять? Флажком тебе махнуть?
Однажды я тебя все-таки расцелую, боже!
А счастье я, может, и непутевое, зато быстрое. И если бы не каблуки, не пышные юбки, не норовившие кинуться мне под ноги люди и эльфы, была бы еще быстрее. Если бы не тяжелая входная дверь и не охранявший ее страж, то ли тугоухий, то ли тупоумный, не понимающий с первого раза, что да, леди уже уходит. Если бы не мокрые ступеньки и скользкая дорожка. Не дождь, в секунды намочивший меня до нитки…
Вылетев за калитку, я остановилась и огляделась неизвестно зачем, ведь от посольства вела всего одна дорога, и расчерчивающие небо молнии уже высветили на ней одинокий силуэт.
Но я осмотрелась все-таки. Наверное, не до конца еще поверила, что все будет так легко. Испугалась, что
