«Умоляй».
Максим содрогался, его кости трещали под натиском воли Осарона.
– Нет!
Король теней забавлялся, дразнил, продлевал его мучения. И Максим позволял ему это, надеясь только, что Рай сейчас внутри, во дворце, в безопасности. Далеко от окон, от ворот, далеко от всего этого. Его стальная гвардия стояла на месте, доспехи подрагивали, латные перчатки сжимали рукояти мечей. Не сейчас. Еще не сейчас. Еще не сейчас.
– Я… король… этого государства…
Что-то хрустнуло в груди, и Максим согнулся пополам, рот его наполнился кровью.
«Значит, вот какова участь короля в этом мире?»
– Мой народ никогда…
Рука Осарона – не из плоти и крови, но и не из дыма, а нечто холодное, плотное и совершенно противоестественное – схватила Максима за подбородок.
«О, эта наглость смертных королей».
Максим взглянул в тьму, клубящуюся в глазах этой твари.
– О, эта наглость… павших… богов.
Губы Осарона разошлись в глумливой усмешке.
«Я надену твое тело на себя и буду носить его по улицам, пока оно не сгорит».
В глазах, полных тьмы, Максим увидел перевернутое отражение своего дворца – сонер раст, бьющееся сердце города.
Свой дом.
Он потянул за последние нити, и стальная гвардия наконец двинулась вперед. Двенадцать безликих воинов обнажили мечи.
– Я – глава… рода Мареш, – проговорил Максим, – седьмой король, носящий это имя… И ты недостоин… носить мое тело.
Осарон склонил голову набок.
«Посмотрим».
И внутрь короля хлынула тьма.
Это была не просто волна – целый океан, но разум Максима уже распадался, а последнее огромное усилие разрывало его тело. Все его силы ушли на то, чтобы одушевить и направить своих стальных рыцарей. Латные рукавицы сжали рукояти, дюжина мечей взлетела в воздух, указывая остриями в центр круга, где Осарон, подобно расплавленному металлу, вливался в тело Максима Мареша.
Король загорелся.
Его разум умирал, жизнь покидала тело, но не покинула до того мига, пока двенадцать стальных клинков не просвистели в воздухе, направляясь к источнику оживотворивших их чар.
К телу Максима.
К его сердцу.
Он перестал бороться. Это было все равно что сбросить с себя огромную тяжесть: невероятное облегчение. Голос Осарона еще хохотал в его голове, но король уже покинул тело, уже ушел, когда клинки нашли и поразили свою цель.
IIТьма над Лондоном начала рассеваться.
Тяжелый сумрак отступил, сверкающий черный лед на реке треснул, и то тут, то там в воде появились ярко-алые струи – признак того, что хватка Осарона ослабла, соскользнула.
Тело Максима Мареша упало на колени на площади, пронзенное дюжиной мечей. Кровь хлынула из ран красным потоком, и несколько долгих мгновений тело не шевелилось. Единственным звуком оставался стук капель королевской крови о мостовую – и свист ветра по спящим улицам.
Но в следующий момент тело короля поднялось на ноги.
Оно содрогнулось, как завеса под ветром, а потом один из мечей сам собой высвободился из искалеченной груди и упал на камни. За ним – второй клинок, третий, четвертый, пока наконец все мечи, красные от крови, не выпали на мостовую. Из прорех плоти плоти потянулись струйки дыма, собираясь в облако, потом – в густую тень, и наконец сформировали что-то, напоминавшее человеческую фигуру. Потребовалось несколько попыток: у тени раз за разом не получалось обрести форму, она рассыпалась обратно в дым. Наконец, кое-как сохраняя видимость фигуры, хотя края ее оставались расплывчатыми, тень, колеблясь, поднялась. Грудь ее колыхалась дымящимися вдохами.
«Я король», – прорычала тень, и красные струи на воде исчезли, и туман снова загустел.
Однако хватка чудовища на городе заметно ослабла.
Осарон испустил злобный рык, когда его руки снова расползлись – и с трудом обрели прежнюю форму. Чары, заключенные в мечи стальных воинов, до сих пор леденили нити его силы, изгоняя жар и заставляя пламя чадить. Такие глупые мелкие чары – и так глубоко проникли!
Осарон оскалился на обгорелый труп короля, наконец-то стоявший перед ним на коленях.
«Все в конце концов склоняются».
Он щелкнул призрачными пальцами, и безжизненное тело рухнуло наземь.
«Наглый смертный», – подумал король теней. Повернулся и помчался прочь по спящему городу, вверх по мосту – в собственный дворец, который тоже колебался и дымился. И ему самому приходилось на каждом шагу делать усилия, чтобы не распасться. Он хотел схватиться рукой за колонну, но рука прошла прямо сквозь нее, будто его и не существовало.
Но лже-король был теперь мертв, а Осарон – жил. Чтобы убить бога, требуется несколько больше, чем заговоренный металл, чем магия единственного человека.
Король теней взобрался по ступеням к своему трону сел, обхватив дымящимися руками подлокотники.
Смертные считают себя сильными, умными, но на самом деле они – ничто, всего лишь жалкие дети этого мира, мира Осарона, а он существует уже достаточно долго, чтобы знать им цену.
Они даже представить не могут, на что он способен.
Король теней закрыл глаза и открыл разум, простирая его за пределы дворца, за пределы города, за пределы мира – к самым дальним пределам своей силы.
Как дерево может осознавать себя, от корней, сокрытых в земле, до листьев на верхних ветвях, так и Осарон осознавал всю полноту своей магии. Так что он тянулся, тянулся и тянулся, прощупывая тьму, пока не нашел ту, кого искал. Вернее, не почувствовал часть своей силы, оставшуюся у нее внутри.
«Ожка».
Осарон, конечно, знал, что она мертва. Вышла за пределы мира, как случается со всеми вещами, живущими во времени. Он почувствовал момент, когда это произошло, эта маленькая смерть ужалила его душу внезапным чувством утраты – слабым, но ощутимым.
И все же Осарон всё еще находился в ней, тёк в ее крови. Пусть эта кровь больше не двигалась по венам, но часть Осарона пребывала в ней, волокна его воли придавали ей форму, как проволочный каркас внутри соломенной куклы. Ее сознание угасло, ее собственная воля умерла, но ее форма сохранилась. Осталась его сосудом.
Осарон наполнил собой молчание ее разума, обхватил ее тело своей волей.
«Ожка, – снова произнес он. – Встань».
IIIНаси всегда чувствовала, если что-то было не так.
Это знание шло изнутри, было плодом многих лет внимательного наблюдения за людьми, за выражением лиц, движениями рук, за всеми маленькими признаками, которые заранее выдавали, что человек хочет сделать что-то плохое.
Но сейчас «не так» было не с каким-то конкретным человеком.
А со всем миром.
В воздух вернулся холод, и стекла замковых окон по краям подернулись морозными узорами. Король ушел и не возвращался, его все еще не было, а без короля Лондон снова становился не таким – даже хуже, чем прежде. Мир вокруг расползался по швам, краски жизни тускнели, как уже бывало раньше, много лет назад. Только, судя по рассказам взрослых, тогда это происходило медленно – а сейчас все было стремительно, так быстро, как змея меняет кожу.
И Наси знала, что она не одна это
