Лайла заметила, что в комнате наступила тишина. Все смотрели только на нее – и король, и капитан, и волшебник, и жрец, и принц.
– Что тут такого?
– А где она сейчас? – спросил Рай. – Эта карта с путями куда угодно?
Лайла пожала плечами.
– Наверное, в Сером Лондоне, в комнате на верхнем этаже таверны «В двух шагах».
– Нет, – тихо молвил Келл. – Ее там больше нет.
Это признание было как удар. Захлопнулась последняя дверь.
– Ну да… – пролепетала она. – Надо думать… Кто-нибудь…
– Ее взял я, – перебил Келл. И, не дожидаясь, пока она спросит, почему, торопливо добавил: – Она просто попалась мне на глаза. Ты права, Лайла, карта словно притягивает. Чары, наверное.
– Наверное, – сухо повторил Алукард.
Келл бросил на капитана хмурый взгляд, но пошел за картой.
Пока его не было, Максим опустился в кресло, вцепившись в мягкие подлокотники. Если кто-нибудь и заметил боль в темных глазах монарха, то ничего не сказал. Но Лайла увидела, как Тирен подошел и встал позади, положив руку Максиму на плечо. Черты короля смягчились, словно прикосновение жреца уняло душевную боль.
Она не понимала, почему эта картина так пугает ее, но, когда Келл с картой в руке вернулся, она все еще безуспешно пыталась отогнать тревожные предчувствия.
Все, кроме короля, собрались вокруг стола. Келл развернул карту, прижал края. На одной стороне темнела давно высохшая кровь. Лайла невольно потянулась к пятну, но вовремя остановилась, сунула руки в карманы, сжала в кулаке часы.
– Я был там всего один раз, – тихо сказал ей Келл. – После Бэррона…
После Бэррона, сказал он. Как будто Бэррон был просто отметкой во времени. Как будто Холланд не перерезал ему горло.
– Что-нибудь еще стянул? – натянуто спросила она. Келл покачал головой.
– Прости, – сказал он, и Лайла не поняла, за что он извиняется: за то, что взял карту, или за то, что больше ничего не взял, или просто за то, что напомнил о той жизни – и смерти – о которых она тщетно пыталась забыть.
– Это и есть шифр? – спросил король.
– Похоже на то, – кивнул Алукард с другого конца стола.
– Но двери были запечатаны сотни лет назад, – сказал Келл. – Как мог арнезийский пиратский шифр попасть в Серый Лондон?
Лайла вздохнула:
– Келл, я тебя умоляю…
– Что? – взвился он.
– Ты был не первым антари, – ответила она. – И уж наверняка не первым, кто нарушил правила.
При упоминании о былых прегрешениях Келла Алукард изогнул бровь, но у него впервые хватило такта промолчать. Он внимательно изучал карту, водил по ней пальцем, словно искал тайную подсказку, скрытый зажим.
– Ты хоть знаешь, что нужно делать? – спросил его Келл.
Алукард издал странный звук – то ли да, то ли нет, а может, просто выругался.
– Бард, дай на минутку нож, – попросил он, и Лайла извлекла из-под манжеты тонкий острый клинок. Алукард взял оружие, кольнул себя в большой палец и прижал царапину к углу листа.
– Магия крови? – спросила Лайла, жалея, что раньше не узнала, как раскрыть секреты карты, и вообще не догадывалась, что она хранит секреты.
– Не совсем, – ответил он. – Кровь тут вместо чернил.
Под его рукой карта начала наполняться – другое слово не приходило на ум. Алый цвет растекался по тонким линиям, открывая все – порты, города, морских змеев, обозначавших просторы океана, даже декоративную каемку по краям.
Сердце Лайлы забилось быстрее.
На ее карте и вправду обнаружились пути куда угодно – точнее, туда, куда может быть угодно отправиться пирату.
Она прищурилась, пытаясь разобрать написанные кровью слова. Разглядела Сейзенрош – черный рынок, вырубленный в скалах там, где встречались Арнс. Фаро и Веск. А еще городок под названием Астор и место на северном краю империи, отмеченное лишь звездочкой и словами «Ис Шаст».
Она вспомнила это слово из названия таверны в городе.
У него два значения. «Дорога» и «душа».
Но слов «Ферейс Страс» нигде не было.
– Я его не вижу.
– Терпение, Бард. – Алукард провел пальцами по краю карты, и она увидела, что узорчатая кайма – не просто украшение, а три строчки мелких цифр. И вдруг у нее на глазах цифры зашевелились. Процесс был постепенный, тягучий, как сироп, но чем дольше она смотрела, тем сильнее убеждалась: первая и третья строчки медленно ползут влево, средняя вправо, и где они остановятся – непонятно.
– Вот он, – гордо сказал Алукард, обводя линии пальцем. – Пиратский шифр.
– Впечатляет, – скептически заметил Келл. – А ты сумеешь его прочитать?
– Не сомневайся.
Алукард взял перо и принялся расставлять ползучие символы с краев карты в нечто вроде координатной сетки – не в одно измерение и не в два, а в целых три. И все это время вел нескончаемую беседу не с теми, кто был в комнате, а с самим собой, так тихо, что Лайла не могла уловить ни слова.
У камина вполголоса беседовали король и Тирен.
Возле окна бок о бок стояли молча Келл и Рай.
Ленос испуганно ерзал на краешке дивана, теребя свой медальон.
И только Лайла стояла рядом с Алукардом и смотрела, как он разгадывает пиратский шифр. И думала о том, как многому она еще не успела научиться.
VIIIКапитан трудился над расшифровкой кода чуть ли не час, и напряжение в комнате с каждой минутой нарастало – так натягиваются паруса под напором сильного ветра. Тишина по-змеиному свернулась кольцами, притаившись в засаде, и Лайла забыла обо всем на свете.
Алукард – тот самый Алукард, который обычно не выносил тишины – не поднимая головы записывал цифры на листок бумаги и рявкал на Леноса, если тот осмеливался подойти.
Тирен ушел вскоре после начала работы – объяснил, что должен помогать жрецам работать над чарами. А через несколько минут король Максим поднялся на ноги, и вид у него был как у ожившего мертвеца.
– Ты куда? – спросил Рай у отца.
– Мне надо заняться другими делами, – рассеянно ответил тот.
– Что может быть важнее…
– Рай, король – это не один человек. Он не может себе позволить отдать предпочтение одному пути и отбросить остальные. Этот передатчик, даже если его найдут, всего один из возможных путей. А я должен обдумать их все. – С этими словами король ушел, оставив лишь краткий приказ позвать его, когда с картой наконец разберутся.
После этого Рай растянулся на диване, прикрыв рукой глаза, Келл сердито переминался у камина, Гастра стоял по стойке «смирно» у двери.
Лайла старалась мысленно оставаться здесь, следить за медленными, как вращение часовых шестеренок, перемещениями присутствующих, но взгляд неизменно притягивался к окну, к прядям тумана, которые извивались за стеклом, обретали форму и рассеивались, вздымались, как волна, потом опадали.
Она вглядывалась в туман, ища в прихотливых силуэтах фигуры, как искала их когда-то в облаках – вот птица, а это корабль, а вон там
