Он мог этого и не делать.
Мог бросить ее истекать кровью на улице.
Мог стоять и смотреть, как она умирает.
Она сама поступила бы именно так.
«Но этого мало, – думала она. – Он еще не расплатился за Бэррона, за Келла, за меня. Я ничего не забыла».
– Токк, – только и смогла сказать Джаста, когда она появились на палубе. – Что с вами стряслось?
– Розеналь, – любезно ответила Лайла.
– Мы готовы отчалить? – спросил Келл.
Холланд, ничего не сказав, сразу направился в трюм. Лайла посмотрела ему вслед.
«И все равно я тебе не доверяю», – подумала она.
Словно ощутив тяжесть ее взгляда, Холланд оглянулся через плечо.
«Ты меня не знаешь», – читалось в его глазах.
«Ты меня совсем не знаешь».
III– Я все думаю о том мальчишке, – сказал как-то Ворт.
Они с Холландом сидели в королевских покоях за низким столиком и играли в ост. Эта игра основывалась на стратегии и риске, и Ворт любил ее – она помогала ему выпускать пар. Но никто не хотел с ним играть, потому что стражникам надоело проигрывать. И поэтому за доской вечно оказывался Холланд.
– О каком мальчишке? – спросил он, перекатывая в ладони фишки.
– О вестнике.
С того посещения прошло два года. Два долгих года они пытались восстановить разбитый город, выстроить убежище от бурь. Но ничего не получилось.
– А что с ним такого? – ровным голосом спросил Холланд.
– У тебя осталась та монетка? – поинтересовался Ворт, хотя знал – да, осталась. Поистертый от времени кусочек металла лежал у Холланда в кармане. Они никогда не говорили об отлучках Холланда, когда он исчезал, а потом возвращался, и в такие минуты от него пахло не пеплом и камнем, а сладкими цветами. Он никогда не исчезал надолго – терпеть не мог эти визиты. Больно было видеть, каким мог бы стать его родной мир, и тем не менее ему снова и снова хотелось заглянуть туда, посмотреть, что скрыто по ту сторону двери. Он не мог отвести глаз.
– А что? – осторожно спросил он.
– По-моему, пришло время отправить письмо.
– Почему именно сейчас?
– Не изображай дурака. – Ворт бросил фишки на стол. – У тебя это не получается. Мы оба знаем, что запасы подходят к концу, а дни становятся короче. Я устанавливаю законы, а люди их нарушают, я навожу порядок, а они обращают его в хаос. – Он провел рукой по волосам, зацепившись пальцами за стальной обруч. Куда только девалось его привычное хладнокровие? Он зарычал и швырнул корону через всю комнату. – Что бы я ни делал, все надежды развеиваются, как дым. На улицах уже перешептываются насчет того, что городу нужна свежая кровь. Как будто этим можно починить изломанный мир, вернуть в него магию.
– И ты хочешь исправить это одним письмом? – спросил Холланд.
– Я буду исправлять это любыми средствами! – взвился Ворт. – Может быть, когда-то их мир был таким же, как наш. Может быть, они знают, что делать.
– Но ведь это они заперли нас здесь, наслаждаются роскошью, пока мы прозябаем, и ты хочешь просить…
– Я сделаю все что угодно, если это пойдет на пользу моему миру, – рявкнул Ворт. – И ты тоже, я знаю. Поэтому-то ты и здесь. Не потому, что ты мой меч, и не потому, что ты мой щит, и даже не потому, что ты мой друг. Ты здесь потому, что мы оба готовы на все ради нашего мира.
Холланд внимательно посмотрел на короля, заметил седину в темных волосах, извечную складку между бровей. Он был по-прежнему обаятелен, притягивал людей, по-прежнему улыбался, если его что-то радовало, но при этом на лице появлялись глубокие морщины. И Холланд знал, что руны на руках Ворта уже не в силах привязывать магию.
Холланд положил одну фишку на стол, как будто игра еще продолжалась.
– Мне казалось, я здесь затем, чтобы удержать твою голову на плечах.
Ворталис натянуто засмеялся, показывая, что оценил шутку.
– И за этим тоже. – И добавил серьезнее: – Послушай, Холланд. К смерти есть много путей, и лишь глупцы выбирают гордость.
Слуга принес буханку хлеба, бутыль кааша, стопку тонких сигар. Даже став королем, Ворт держался старых привычек.
Он взял тугой бумажный рулончик, и Холланд, щелкнув пальцами, протянул язычок пламени.
Ворт откинулся на спинку и посмотрел на горящий кончик.
– Почему ты не захотел стать королем?
– Наверное, высокомерия не хватило.
– Пожалуй, ты мудрее меня, – усмехнулся он и с наслаждением затянулся. – Сдается мне, трон любого превращает в тирана.
Он выдохнул дым и закашлялся.
Холланд нахмурился. Король курил по десять раз на дню и никогда еще не страдал от этого.
– Что с тобой?
Ворт отмахнулся от вопроса, подался вперед, чтобы налить себе бокал, но слишком сильно оперся о край стола и опрокинул его. Фишки рассыпались по полу.
– Ворталис!
Король цеплялся руками за грудь. Его раздирал кашель. Холланд склонился над ним. Рядом на полу догорала сигара. Ворт попытался заговорить, но на губах выступила лишь кровь.
– Кажт, – выругался Холланд и резанул по ладони осколком стекла. Выступила кровь. Он рванул на Ворте тунику, прижал ладонь к груди короля и повелел исцелиться.
Но яд действовал слишком быстро, и сердце короля уже еле билось. Чары не помогли.
– Держись, Ворт… – Холланд провел ладонями над вздымавшейся грудью друга и ощутил в крови яд. Это был вовсе и не яд, а сотни крохотных иголочек из заговоренного металла. Они рвали короля изнутри. Как бы Холланд ни спешил залечить раны, иголочки действовали проворнее.
– Не покидай меня, – приказал антари и, напрягая все силы, стал извлекать иголки. На теле Ворта выступил сначала пот, потом кровь – железные иглы разрывали вены, и мускулы, и плоть, а потом взмывали багрово-красным туманом над грудью короля.
– Ас танас, – приказал Холланд и сжал кулак. Иголки потянулись друг к другу и слились сначала в ком, потом в единый слиток с начертанным на нем проклятием.
Но было поздно.
Он не успел.
Под заговоренной сталью, под руками Холланда король затих. Кровь заливала его грудь, испещрила бороду, блестела в распахнутых пустых глазах.
Рос Ворталис был мертв.
Холланд встал, пошатываясь. Заколдованная сталь выскользнула из пальцев и упала среди рассыпанных фишек для оста. Не укатилась, а с тихим всплеском замерла в луже крови. Крови, которая уже багровела на ладонях Холланда.
– Стража, – тихо позвал он, потом, чего за ним никогда не водилось, повысил голос: – Стража!
В покоях, во всем замке стояла тишина, какой не бывало.
Холланд окликнул еще раз, но никто не пришел на зов. В глубине души он знал, что откликаться уже некому, но его захлестывали ужас и горе. Он заставил себя встать, отошел от тела Ворта, обнажил меч, который его король – его друг – вручил ему в тот день, когда они стояли
