- Вы наделяете плод своего воображения вымышленными чертами, детектив Пять. Неудивительно, что в вашем представлении этот нейро-маньяк стал сущим дьяволом. Послушайте меня. Обратитесь к логике.
Комиссар немного освоился в странном интерьере и говорил так, как говорил обычно в своем кабинете – мягко, вкрадчиво, аккомпанируя своим словам осторожными жестами. Такой человек не может быть опасен, слишком интеллигентен, слишком старомоден, слишком нерешителен. Это сквозит в каждом его движении, в каждом слове.
«В этом городе нельзя верить ничему, - Соломону приходится приложить усилие, чтоб не поддаться на этот гипнотизирующий язык, не позволить его мягким волнам увлечь себя в теплое море доверия и открытости, - Здесь все не такое, каким кажется. Здесь белое зачастую кажется белым только потому, что на самом деле оно черное, ловко притворяющееся белым…»
- Он и есть дьявол! И он не плод моего увечного воображения, - сказал Соломон комиссару, резким жестом прерывая размеренное течение его речи, - Опасный дьявол, невидимый и любящий причинять боль. И я его ненавижу, по-настоящему ненавижу. Вы, комиссар Бобель, мне всего лишь отвратительны. Вы жалкий предатель и слизняк. Способны лишь убивать чужими руками. Мне плевать на вас. Но вот кого я ненавижу, так это нейро-маньяка. Того, кто изувечил меня и находил завораживающим наблюдать мои мучения. Его бы я застрелил собственноручно.
Должно быть, Баросса, долгое время стоявший без движения и усыпивший бдительность Энглин, успел что-то шепнуть комиссару Бобелю. Потому что оружие оба выхватили одновременно. Комиссар Бобель двигался на удивление ловко для развалины в старомодных очках. Кажется, он двигался даже быстрее, чем сам Баросса. Соломон видел, как его руки, нырнувшие в кобуру, стремительно поднимаются, но металлического лунного блеска в них нет. Комиссар Бобель, любитель старомодных вещей, предпочитал вороненое оружие, не отбрасывающее света.
- Стоять! – хрипло приказал он, - Никому не двигаться. Соломон у меня на мушке. А детектив Баросса держит на прицеле вас, господин Энглин Кейне Нул. Или госпожа? Неважно. В любом случае, советую вам бросить на землю оружие. Наш разговор окончен.
Говорил он жестко и уверено, совершенно не в манере комиссара Бобеля. И взгляд у него тоже изменился, насколько мог судить Соломон, стал пронзительным, острым, как бритва, таким взглядом можно отделять мясо от костей. Комиссар Бобель уже не выглядел безобидным любителем оловянных солдатиков. Он выглядел опасным и готовым выстрелить в любую секунду. Баросса целился в Энглин, но держался не так спокойно, как обычно. По его лицу было видно, что его беспокоит какая-то мысль. Так ощущается движение под спокойной внешне поверхностью моря. Энглин, не опуская револьвера, кусало губы. Сегодня оно было полно решимости, но не стреляло, переводя взгляд с Бароссы на комиссара Бобеля и обратно. Впрочем, целилось оно все-таки в Бароссу.
- Закончим, - предложил комиссар своим новым незнакомым голосом, - Так будет лучше для всех. Нас двое, детектив Пять. И ваше протеже не в силах застрелить нас обоих, согласитесь. Оно всего лишь нейро-вандал. Толковый, но едва ли умеющий хорошо обращаться с оружием. Закончим на этом.
- Еще не время, - Соломон покачал головой, - Неужели вы думаете, что я приглашал бы вас сюда, если бы все закончилось так быстро?.. Эй, ребята! Держите их на прицеле!
- Будь спокоен, держим, - сказал из темноты за спиной Соломона новый голос.
- Порядок, - подтвердил еще один, - И надеюсь, господин комиссар не станет сомневаться в моих способностях касательно возможности выпустить чьи-то мозги наружу с пяти шагов. С такого расстояния я промаха не дам даже в кромешной темноте.
Баросса потрясенно вертел головой, пытаясь увидеть бестелесных призраков.
«В темной комнате может уместиться очень много черных котов», - эта неуместная мысль заставила Соломона улыбнуться. Все равно его улыбку никто не мог разглядеть.
- Коротышка Лью? Маркес? Вас сюда как занесло?
- Слетелись на запах жареного, - хихикнул Коротышка Лью, - И догадайся, от кого он исходит.
- Детективы! – комиссар Бобель быстрее сумел подавить удивление, - Я не знаю, как вы оказались здесь и что вам наговорил детектив Пять, но я приказываю вам арестовать его.
- Едва ли это возможно, комиссар. Уж извините. Дело в том, что детектив Пять объяснил нам, что происходит.
- Происходит настоящее безумие, вот что происходит! Этот психопат заставил вас угрожать мне, комиссару Фуджитсу, оружием!
- Возможно, - сказал холодно Маркес, обходя Соломона с другой стороны, - Но будем считать, что это безумие нас заразило. Это очень логичное безумие. Хотя, конечно, совершенно безумное. А ну-ка не шевелитесь, комиссар, мне бы не хотелось портить вам очки одной небольшой дыркой… Ремонт влетит в копеечку.
- Спасибо, господа, - сказал Соломон, не видя их, - И еще я должен перед вами извиниться. Честно говоря, сперва я считал, что один из вас заложил меня Мафии. Рассказал Пацци про нейро-бомбу и вывел мафиози на мой след. Ведь кроме нас с Бароссой только вы вдвоем были в курсе про мое проклятое сокровище. Но я уже разобрался. Итак, вам не кажется, что вновь настало время поговорить?
- Замолчите, детектив Пять!
- Извините, комиссар, но теперь у нас перевес голосов, вам не кажется? – Коротышка Лью рассмеялся пьяным смехом «Пана», - Говори, Соломон. И не бойся, тебя не перебьют.
- Или останутся без голов, - проворчало Энглин Кейне Нул, судя по всему, уставшее от долгого и напряженного ожидания, но все еще леденяще-спокойное, - Давай.
- Хорошо, - кивнул Соломон, - Конечно. Итак… На самом деле мы собрались здесь не из-за комиссара Бобеля. Он шишка Мафии, он опасен, он едва не убил меня, но ради него одного я бы не стал этого затевать. Нет, я позвонил ему лишь потому, что он – моя вторая неприятность, которую я должен устранить одновременно с первой и самой существенной. Если бы я этого не сделал, комиссар нашел бы меня позже, когда я не был бы готов к нападению. Так что я всего лишь ударил первым. Нет, комиссар, вы мне не интересны, я даже не испытываю к вам настоящей злости. Мы собрались здесь ради другого человека.
- Кого? – нетерпеливо спросил Маркес. Он уже выступил из круга сплошной темноты и теперь выглядел угловатой тенью, направившей на Бароссу столь же угловатую тень пистолета.
По существу, они все здесь были сборищем теней, целящихся друг в друга.
