Но змей не стал на меня нападать. Он спокойно закопал клад, прировнял его лапками и свернулся над ним в большое вертикально стоящее кольцо. От внезапного понимания происходящего я истерично взмахнула амулетом связи, немедленно собирая ребят, однако моё сообщение припоздало, потому как они все вместе уже стояли рядом со мной и хмуро наблюдали за тем, как еще недавно живой и дышащий монстр, сейчас закусивший в пасти кончик хвоста, медленно покрывался каменной коркой, которая с виду была идентична кладке портала.
Стоя у портальной арки, мы с благоговением взирали на еще одну тайну нашей большой вселенной, которая невольно приоткрыла нам разгадку. Когда змей окончательно окаменел, мы встрепенулись и дружно уставились на кашлянувшего капитана.
«О том, что видели, молчок. Узнаю, что растрепали, — пойдёте под трибунал. А через день вернёмся сюда и будем ловить того, кто грабит эту зверюшку», — сказал он нам тогда.
И оказался прав. На второй день после той памятной ночи мы схватили у арки молодого парня, тщательно что–то копающего.
После магически усиленного допроса студент выпускного курса Академии Магии выдал, как спьяну решил, что его диплом будет об устройстве порталов и нетрезвые ноги повели его к ближайшему.
Как он додумался копать под древнейшим артефактом, он вспомнить не смог, но когда откопал камешки, то почти протрезвел и выгреб все, что было. Наутро, узнав о пропаже оскверненного портала, парень перепугался, но к обеду совесть благополучно притихла, оглушенная криками жадности. Когда портал вернулся на место, будущий светила науки не придумал ничего лучше, чем снова провернуть тот же фокус. Награбленное добро почти в полном составе (хотя трудно судить, не зная сколько было) обнаружилось на съемной квартире в тайнике под полом. Горе–мага, который после себя зачистил все следы на месте преступления, мы бы не нашли, если бы не знали, что искать. Однако драгоценные камни излучают магический фон, небольшой, если камней немного, но если их две ходки из подпортального схрона, фон уже ощутим.
Уверив местных, что вора мы поймали и их средство дальнего путешествия более не пропадет, наша компания дружно свалила из этого городка.
И я бы не выпускала пар на пергамент, если бы по пребытии в управление нас не перехватили королевские гончие, которые больше тринадцати часов промывали нам мозги, пока мы их не уверили, что ничего не видели, не слышали и вообще слабоумные.
Итак, если твои паршивцы еще раз так поступят с твоей, как оказалось, беременной женой, я отгрызу им все, до чего дотянусь, а с тобой вообще разговаривать не буду, гад (зачеркнуто)!
P. S. И да, я не пошутила, я беременна.
P. S. S. Сожги потом, пожалуйста, этот свиток, если я забуду и ты прочитаешь.
Hiliel
Жажда
Господину–вербовщику, не назвавшему себя, и начальнику тюрьмы «Последний приют» от подсадной утки, известному вам как Длиннорукий Дик
День первый
Писать стараюсь подробно, как и было вашим строжайшим указанием велено. Все странности и необычности подмечать да глаз с магика не спускать. Первый день на нижнем ярусе не задался. Этот ваш магик из одиночки напротив не обратил внимания на моё водворение. Перебранка со стражником да следом отхваченная мною пара зуботычин никак его не расшевелили, как сидел у самой решётки, так и остался сидеть, ровно мертвяк он или спит с открытыми глазами. Морда бледная, давно, видать, солнышка не видывал, губы серые, в нитку. Только в глазах тех да на лице всполохи от огоньков играют. Жуткое зрелище, скажу я вам. Зову, разговорить пытаюсь, всё одно — молчит. Охрип аж, выругал грязно, а этому хоть бы хны — завалился на лежак и знай себе сопит. Чуть позже у меня живот как прихватило, в пот бросает, от боли разогнуться не могу да от ведра отойти. Но это наверняка не снуломордого рук дело. Всем известно, на нижних ярусах магичить не моги, притом таких дрянных помоев, как здесь, ни в какой другой тюрьме не едал. Так–то и скоротали ночь. Я глаз не сомкнул, маялся, магик иногда только бормотал что–то на незнакомом языке. Тихо было, ни мышь не шурхнет, ни жучок какой, знай только светильники магические потрескивают, да живот мой бурчит.
Прошу только сносной еды, иначе быстро здесь когти отброшу. Не магик, увы, эфиром питаться не приучен.
День второй
Утром на смену явился Сар, второй тюремщик, его топот ещё на лестнице слыхать было, железные подковки на сапогах будь здоров грохают. Пока он громыхал мисками с баландой, встрепенулся магик. Некоторое время он молча наблюдал, как я собачусь со стражником насчет порченой еды, едва успел незаметно тому писульку свою отчетную подсунуть. Потом подобрался ближе, вцепился в прутья решетки, аж пальцы побелели, и только тот за порог, ей–ей, всю спину взглядом иссверлил, срывающимся голосом спросил, видел ли я его.
Кто такой «он», я не понял, так ему об том и сказал. Ух он разозлился! Вскочил, глазами засверкал, фыркнул да в дальний угол одиночки своей усвистал. И миску прихватил. Хлебает, чтоб его, утроба магическая. Меня–то от одного взгляда на варево мутить начинало. Хоть и полегчало, есть не стал, лежал себе, приглядывал в полглаза. Он же в два счета выхлебал ту гнусь, не поморщился даже, и давай лопотать на своем магическом, слов не разобрать. Да за цацку на шее всё хватался, приметный такой камешек, ало–граненый, волшебный, видать был. Потому и был, что нижний ярус это вам не шуточки. Даже мне здесь неуютно, простому воришке без капли магии, а магикам и подавно тошно: вся сила их уходит здесь.
Бормочет, значит, он своё, а ночь бессонная да беспокойная дала, знать, задремал я под его говор. Не знаю, надолго ли, только проснулся резко, ровно ногой толкнул кто. Глядь, а сумрак вокруг, светильники едва теплятся, трещат нещадно, да свет тот дрожит — вот–вот погаснет. Затаился, прищурился и смотрю, что в соседней клетке творится. Магик на полу
