Я свирепо зыркнула на него.
– А кекс с отрубями не хочешь? И варенье?
Он кинул взгляд на девочку. Та кивнула и сказала.
– Да, пожалуйста.
Я вернулась на кухню, оставив обоих фэйри у себя в комнате и мимоходом думая, не так ли, интересно, сходят с ума. Я поняла, что фэйри-мальчик настоящий, как только его увидела, но что это значит – ну, что я теперь вижу фей – я не знала. И что мне с этим делать – тоже.
Кроме одного пункта: их надо кормить.
Я намазала ежевичного джема на маффин с отрубями, порезала его на маленькие кусочки и отнесла к себе.
Они ели, как подростки, только что не заглатывая лакомство целиком.
– Вы когда в последний раз ели? – полюбопытствовала я.
– Еду смертных? Апрель, тысяча восемьсот восьмой, – очень точно сообщила она.
У меня, кажется, отвалилась челюсть – это когда я поняла, что ей почти две сотни лет… или даже больше – но тут я вспомнила еще один фэйри-факт из Аннализиных книжек. Время для фей течет по-другому. Они живут веками, и то, что для человека – целая долгая жизнь, у них в мире пролетает как каких-нибудь несколько лет.
Отрубной кекс подошел к концу.
Они стояли, глядя друг на друга.
– Любовь, – сказал он, и голос его был похож на шепот океана на отливе.
Она шагнула к нему, руки ее легко порхнули в его. Это было как сцена из какого-то кукольного балета.
Она придвинулась ближе, и он заключил ее в объятия. Он держал ее, ласкал – по обоим от наслаждения ходила рябь, как по воде, а мне… мне было ужасно неудобно на это смотреть.
Я уже повернулась, чтобы уйти, но тут сама себя одернула. Это, в конце концов, нелепо! На часах почти два ночи. Я устала, как собака, и сейчас уйду из своей же собственной комнаты со славной уютной постелью, только чтобы дать феям возможность побыть наедине?
Я решительно повернулась назад. Он держал ее лицо в ладонях, и они целовались. Нет, я вообще-то уже много поцелуев видела – в школе, на улице, в кино. Я даже и сама что-то в этом духе делала… но так – никогда. Эти двое уже были за пределами всех насыщенных красок, за пределами, наверное, самой страсти. Они целовались так, словно одно только это и поддерживало в них жизнь, словно разомкнуть губы означало смерть. И я понимала, что не должна наблюдать за чем-то настолько интимным, – но и отвернуться тоже не могла.
После, кажется, целой вечности, они чуточку сбавили вольтаж. Я кашлянула.
– Гм… извините?
Они постепенно и неохотно разлепились.
– Вы не думаете, что могли бы заняться этим где-нибудь еще? Мне правда пора спать.
Мальчик-фэйри снова ухмыльнулся.
– Священнодействие, – сказал он.
– Возможно, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал полюбезнее. – Но я все-таки хотела бы поспать.
– Ушли, – сказала Лили, и не успел смолкнуть последний звук этого слова, как они действительно пропали.
Меня скрутило сожалением. Только что нечто необычайное – магия! – творилось у меня в комнате, и я сама прогнала его, чтобы предаться такому скучному занятию, как сон. Нет, неправда. Я прогнала их, потому что не могла на это смотреть. Это было слишком… сильно, слишком похоже на то, чего я сама ужасно боялась.
Я задула три свечи, улеглась и закрыла глаза. И стала думать, каково это было бы… если бы Робби касался меня так, как этот мальчик-фэйри – Лили.
На следующее утро я вышла на кухню и застала маму в купальном халате – она сонно таращилась в открытый холодильник.
– Не понимаю… нет, не понимаю, – бормотала она.
– Чего? – поинтересовалась я.
– Мой йогурт испортился, – пояснила она. – И молоко тоже, а ведь я только вчера их купила.
Наверное, от присутствия фэйри и правда скисает молоко… тогда непонятно, что не так с йогуртом, он ведь изначально кислый. Надо будет еще раз изучить матчасть.
– И еще вот сюда погляди! – мама показала на кухонный стол, где в зеленой керамической миске красовалось с полдюжины крупных, пахучих, желтых грибов. – Честное слово, я покупала шампиньоны, а не вот это вот!
Она поцеловала меня в лоб.
– Доброе утро, детка! Твоя мама сошла с ума.
– Давай выбросим их, – предложила я.
Грибы явно подложил мальчишка-фэйри, что автоматически делало их крайне подозрительными.
– Нельзя выбрасывать хорошие продукты!
– Главное слово тут – «хорошие», – уточнила я. – По-моему, они пахнут, как го…
– Черри! – мама бросила на меня укоризненный взгляд и с трагическим выражением лица отвернулась к кофе-машине. – Я не могу пить кофе без молока и начать день без кофе тоже не могу. Есть шанс, что ты сжалишься над родной матерью и сходишь за молоком?
– Ладно, и от грибов заодно избавлюсь.
Через несколько минут я двинулась в местный продуктовый за молоком. Сунув по дороге вонючие грибы соседу в мусорный бак. Мне это показалось очень хорошей идеей. Ну, на тот момент.
Про фэйри я не то чтобы забыла – скорее просто сказала себе, что они улетели, и всё. Конец проблемы.
«Ага, и конец магии тоже, – зудел внутри настойчивый голос. – Разве это не супер, не чудо, не дар – видеть фэйри, говорить с ними? Зачем, ну зачем ты их выгнала? Почему нельзя было… ну, хотя бы поволноваться, повосхищаться ими, как Аннализа?»
«Потому что тебе уже не четыре», – встрял еще один внутренний голос, уже другой.
В общем, я оставила голоса препираться друг с другом и пошла писать сочинение по истории, которое надо было сдать на следующий день.
А часов в пять вечера к нам в дверь позвонили. На пороге стоял Робби. Просто увидеть его там, у нас на крыльце – у меня все внутри так и вспыхнуло. Я-то была уверена, что после вчерашнего между нами все уже кончено.
– Как дела? – спросил он.
– Да так. Доделала вот историю.
– Да ты крута, – заулыбался он. – Девушка, которая вовремя делает всю домашку.
– Ты свою, надо понимать, не делаешь?
– Ровно столько, чтобы не выгнали. Когда с группой заключат контракт, я в любом случае из школы уйду.
У меня слегка все сжалось. Мы только начали узнавать друг друга, а он уже планирует уехать.
Робби уставился на что-то в доме у меня через плечо.
– Э-э-э… мне можно войти, или у нас такое специальное свидание на крыльце?
– Можно. Мама сейчас на йоге.
Мы дошли до кухни, где из-за полного отсутствия пива взяли себе по бутылке газировки и, не сговариваясь, отправились ко мне в комнату.
Мне было немного нервно. Ну, что, на сей раз все, наконец, случится? И, интересно, то, что я привела его в комнату, расценивается как заигрывание или, еще того хуже, согласие? Не зашла ли я часом на большую глубину, чем потом смогу выплыть?
Ни на один из этих драматических вопросов карты в руке ответа не давали. Робби
