Глаза я открыл уже в другом мире – приглушенном, скрытом от глаз и леденящем кровь в жилах. Я задрожал. Будет ли в конюшне хоть немного теплее?
– Погоди.
Я посмотрел вниз, откуда донесся голос. Рядом со мной стоял кто-то крупный, темный и мохнатый, на четырех лапах.
– Тебе понадобятся деньги, – сказал мой учитель. Сейчас он был волком и говорил по-волчьи, но даже теперь, очутившись в этом чужом теле, я его понимал. И на том спасибо. Он уронил к моим ногам мешочек, в котором что-то звякнуло. – Будь осторожен, Сова. Прежде, чем пойдешь к ним, достань несколько монет и отложи. Предлагай только по одной, когда нужно будет что-то купить или заплатить за еду или кров. Ни в коем случае не показывай им все деньги сразу: они убивают друг друга за серебро – даже за волшебное серебро, которое продержится всего день, как это. Они не поймут, что оно волшебное, но запомни: к тому времени, как оно исчезнет, ты уже должен быть далеко. Нож у тебя с собой?
Я похлопал по ножнам, в которых прятался кинжал, сработанный из стекла огненной горы.
– У них будет железо, – сказал мой учитель.
Я вздрогнул. Мне доводилось видеть, что способно сотворить с нами железо. Один мой знакомый просто дотронулся до железа – и у него усохла рука. А одна из моих теток укололась о железный шип, отравилась и умерла.
– Может, оно тебе и не повредит. Может, тебя защитит отцовская кровь, особенно в этом обличье. Если увидишь железо, проверь. Поднеси к нему руку и посмотри, что будет. Если вдруг выяснится, что ты можешь прикасаться к железу без опаски, это хорошо. Всегда полезно знать такое заранее. И не рассказывай им ничего лишнего! Не доверяй им. Я буду ждать здесь.
– Спасибо.
Я достал шесть серебряных монет из мешочка, переложил их в боковой карман, а мешочек заткнул за пояс на спине, под плащом.
Слегка пошатываясь, я вышел из-за деревьев, росших здесь не так густо, как в глубокой чаще, и ступил на двор – грязный, истоптанный вдоль и поперек и залитый светом факелов. Грязь, перепаханная сапогами, колесами и копытами, застыла неровной коркой и громко хрустела у меня под ногами. Я направился прямиком к конюшне и заглянул поверх двери – невысокой, вполовину ниже обычной. Петухи молчали. Мыши тоже. Но собака, привязанная у задней двери трактира, залаяла, как только я взялся за щеколду и задумался, как же она открывается.
Двое конюхов вышли из комнаты, где хранилась сбруя. Один что-то жевал (судя по запаху – хлеб с горячим мясом) и половину куска все еще держал в руке.
– Чего надо? – спросил другой, повыше первого, но такой же чумазый. У обоих торчала солома из волос.
Я улыбнулся, радуясь, что и этот язык все еще могу понимать, хотя и перекинулся в низшую форму. Человечий говор я выучил, подслушивая у дороги.
– Я хотел бы посмотреть на лошадей, – сказал я.
– Зачем?
Зачем? А что, для этого еще и повод нужен?
– Потому что это лошади.
– Полоумный, что ль?
– Нет.
Парни переглянулись.
– Просто посмотреть? – уточнил тот, который жевал.
– Ну и потрогать, если можно.
Он проглотил свою жвачку и пристально посмотрел на меня.
– Иди ужинай, Хэнк. Я разберусь.
– Как скажешь, Робин, – ответил тот, что повыше, и ушел обратно в сбруйную.
Робин открыл дверь и впустил меня.
– Ну и откуда же ты такой взялся?
– Из леса.
– Хочешь посмотреть на лошадей, значит.
– Да.
– А ты когда-нибудь чистил лошадь?
– Никогда.
– Хочешь попробовать?
– О-о-о, да!
Он откусил еще кусок хлеба с мясом, сходил в сбруйную и вернулся уже без еды, но с двумя щетками.
– Покажу тебе на Бесс, как это делается. Какой-то чужак на ней приехал. Чистить ее надо так и так, а лишние руки не помешают.
И он повел меня в стойло, где стояла большая коричневая лошадь. Она была теплая и пахла большим животным и кисловатым потом. Она посмотрела на нас, опустила голову и принюхалась. Пахнула на меня горячим и сладким сенным духом, щекотно мазнула усами мне по лицу.
– Лошадь, – прошептал я и протянул ей руку. Она тщательно обнюхала ее, раздувая ноздри.
– Можешь ее потрогать. Как тебя звать, а?
– Сова.
– Вот так имечко! Ладно, Сова, можешь погладить ее по морде, но не тяни время. Работа не ждет.
Я погладил ее между глаз. Лошадь толкнула меня в ладонь.
– Держи. – Парень протянул мне щетку, и мы прошли глубже в стойло. Тут он показал мне, как правильно вычесывать лошадь: нужно смотреть, в какую сторону растут волосы, и водить щеткой по шерсти, а не против. Кое-где шерсть скручивалась завитками и меняла направление. – И не бойся нажимать покрепче. Ей понравится.
Он оставил меня ненадолго, а потом вернулся с широкозубым металлическим гребнем и показал мне, как расчесывать лошади гриву и хвост.
– И берегись задних ног, – добавил он. – Не дергай слишком сильно, а то она тебя лягнет. Усек?
– Да. Спасибо тебе, Робин.
– Э-э-э… Да не за что. Поработай тут, а я пока доем ужин. Потом покажу тебе, что делать дальше, идет?
Он ушел и оставил меня с лошадью. Я принялся чесать ее щеткой и заодно изучать. Она разрешала прикасаться к себе везде, лишь бы не слишком внезапно: ей нужно было понимать, что я делаю. Я обнял ее за шею, и она не возражала. Она научила меня нескольким словам своего языка: «да», «нет», «о-о-о, еще, еще, это очень приятно!». Лошадь. Наконец-то! Я продолжал чесать ее, пока вся шкура не заблестела, а потом привалился к ее боку, прижался головой к груди и стал слушать сердце. Может, во мне все-таки есть лошадиное наследие? Смогу ли я открыться ему? Смогу ли я сам стать лошадью?
– Эй, ты, – раздался у меня за спиной сердитый голос Робина. – Что это ты делаешь?
Я выпрямился.
– Отдыхаю.
Я так и не нашел в себе отголосков лошади. Может, все дело в этом человечьем облике: может, я могу чуять такие вещи только в своем истинном теле. А может, никакой лошади во мне и нет.
Я опустил голову и увидел собственные руки. В одной по-прежнему была щетка – безобидное дерево и щетина, но в другой – металлический гребень. Рука судорожно сжалась. Что, если это железо? Усилием воли я разжал пальцы, и гребень выпал из руки. Я уставился на пустую ладонь… Цела и невредима! Не знаю, как насчет лошади, но человека во мне оказалось достаточно, чтобы проклятие холодного железа меня не коснулось.
Робин обошел вокруг Бесс и покивал:
– Хорошо. Ты хорошо поработал. Ты действительно раньше не имел дела с лошадьми?
– Не имел.
– Значит, ты не боишься?
Я посмотрел на него. Я боялся, еще и