Хенна смотрела на меня, не скрывая удивления.
Мы не замечали полукровок. Мы никогда до них не дотрагивались. Мы пустили их в подземную страну только из милости. И они должны быть благодарны – за то, что прислуживают в чертогах фэйри, а не роются в грязи наверху. Это низшие существа. Полулюди. Полулюди? А кто такой я, чтобы их осуждать?
Я моргнул, обвел взглядом пиршественный зал… и внезапно осознал, что нас здесь вдвое больше, чем я думал. Те, которые стояли, носили подносы, ходили среди сидящих, скользили между танцующих…
…в каждом из них – куда больше от фэйри, чем было во мне, когда я увидел лицо своего отца в зеркале Золотого.
Ни одного из них я не знал по имени. Девушка, до которой я только что дотронулся, стояла у стены и что-то шептала парню постарше, с круглыми ушами. Потом она заметила, что я на нее смотрю, и потупилась.
Где они живут, когда не прислуживают нам? Чем занимаются в свободное время? Добры ли они к незнакомцам – так же, как Робин?
Чтобы поговорить с одной из них, мне пришлось бы застать ее наедине, вдали от любопытных глаз. Я не знал, возможно ли это в принципе, но попытаться стоило.
И, может быть, это окажется проще, если я приму обличье отца.
Но это только одна из задач. Была и другая.
Я повернулся к своей сестре и подруге. Среди искусств, которые она изучала, было ткачество: Хенна брала свет, воду, воздух или огонь, а иногда – слова или музыку, и ткала из них еду, одежду и чары. Задумывалась ли она хоть когда-нибудь о нашем отце? Приходило ли ей в голову, что он тоже в свое время умел ткать – так же, как менять обличья?
Отдавала ли она себе отчет, что наш отец оставался человеком даже под покровом чар, которые мертвый король наложил на него, чтобы он смог породить наше поколение? Спрашивала ли она хоть раз свою мать или наставницу о том, каким он был?
– Пойдем сегодня ночью наверх? – шепнул я Хенне, пока все вокруг чему-то смеялись и не обращали на нас внимания. Хенна была моей лучшей подругой, моей любимой сестрой. Я хотел поговорить с ней о том, что это значит – быть детьми нашего отца.
Хенна долго молчала.
Но в конце концов ответила:
– Ладно.
Может быть, конь еще вернется и я смогу познакомить его со своей сестрой – она ведь тоже дочь моего отца. Может, от нее будет пахнуть правильно; да и я сам мог вернуть себе правильный запах. Я не знал, на что могу надеяться, но все-таки надежда была.
Нина Кирики Хоффман опубликовала более двухсот рассказов и несколько романов. Ее произведения выходили в финал премии «Небьюла», Всемирной премии фэнтези, Мифопоэтической премии, премий Теодора Старджона и «Индевор». Ее роман The Thread that Binds the Bones завоевал премию Брэма Стокера за лучшее произведение в жанре ужасов. В числе ее фэнтези-романов – The Silent Strength of Stones, A Red Heart of Memories, «За гранью снов» и A Fistful of Sky. Третий сборник рассказов Нины – Time Travelers, Ghosts, and other Visitors – вышел в 2003 году, как и ее последний на сегодняшний день роман – A Stir of Bones.
Нина не только пишет книги, но и работает в книжном магазине, участвует в производстве одного национального журнала и преподает литературное мастерство в местном колледже. Она живет в городе Юджин (штат Орегон), под одной крышей с несколькими кошками, манекеном и множеством странных игрушек.
От автора«До самой сути» – это часть гораздо более обширного гобелена, сотканного из ночных фантазий, из сказок, которые я рассказываю на ночь сама себе. Лежа в темноте, на грани между явью и сном, я облекаю эти истории в слова, и время от времени та или иная из них обретает жизнь в каком-нибудь стихотворении, на экране моего компьютера или на страницах дневника. Это вторая из таких историй, попавшая в печать (первая вышла под названием «Потерянный» в антологии «Огненные птицы», но хронологически она повествует о более поздних событиях).
Большинство детей из поколения Совы рано или поздно разыщут след своего отца.
И конь обязательно вернется.
Нина Кирики Хоффман
Ундина
Все мои сестры так ловят смертных. У меня больше сестер, чем я могу сосчитать, а у них – больше мужей, чем в силах сосчитать они сами. Это совсем легко, говорят сестры. А когда ты от них устаешь, можно просто отпустить. Иногда они сами находят дорогу обратно, в свой мир, и сидят там потом с таким видом, будто их жестоко обманули, и роняют слова изо рта – медленно, как уплывающие пузыри. Бывает, они просто умирают, тут, у нас, и не всплывают потом, как смертные, а ложатся на дно, среди камней и водорослей, и кожа их со временем делается жемчужной, а в волосах гроздьями гнездятся крошечные улитки.
Совсем просто. Когда пришло мое время, мой самый первый раз, сестры показали мне, как. В наших глубоких, прохладных, переливчатых водоемах, в водах, испятнанных светом и тенью, время течет так медленно, что его едва замечаешь. Почти ничего никогда не меняется. Даже гигантские стрекозы с драгоценными крыльями, шныряющие в тростниках, – и те тут уже дольше, чем я. Чтобы поймать человека, нужно подняться, всплыть из своего времени, и затащить его в наше. Тут требуется практика – вот почему столь многие из них не выживают.
– Но ты не волнуйся, – блаженно сказали мне сестры. – Ты быстро поймешь, что к чему. Когда ты притащишь домой первого живого, мы закатим вечеринку.
Нужно выбрать столб солнечного света в воде и плыть по нему вверх, все вверх через свет, пока он не станет слепящим, и все это время думать о смертных. До сих пор из смертных я знала только мужей моих сестер да редких моховолосых, лягушкоглазых женщин, время от времени влюблявшихся в наших лукавых кузенов-келпи, когда те бултыхались и резвились среди водяных лилий – то в человеческом облике, то в конском. Но сестры сказали, что когда я перейду из нашего времени в их, мой голод только вырастет – и одиночество вместе с ним. И в конце пути я буду счастлива увидать человеческое лицо. Там я буду не в тех же водах, что здесь, но они обещали, что вернуться домой труда не составит. Надо только захотеть и поплыть.
Они так ласково окружали меня в воде, такие томные и изящные – они пели мне прощальную песнь,
