— Как ты могла?!
— Я просила тебя, Франк.
— Но я же объяснил тебе, до свадьбы не…
— Поменьше драматизма, брат, если ты любишь женщину, ты должен доверять ей.
— Заткнись, тебя я вообще не хочу слушать. Ты позор нашего дома, и я должен был предусмотреть, что ты выкинешь что-нибудь подобное. Но ты, Ирина…
Ричард поморщился.
— Да успокойся, ничего не произошло.
— Но произошло бы, если бы я не успел. Ты бы выстрелил.
Ричард пожал плечами, мол, да, выстрелил бы.
— Франк, пойми, это оказалось сильнее меня, я понимала, что поступаю неправильно, но ничего не могла с собой поделать.
Франк зарычал и хотел было броситься на брата, но кто-то встал у него на пути, оказалось — бабуля, первые силы оставили молодого человека, и он зарыдал у старушки на плече. Та осуждающе посмотрела на старшего внука.
— Зачем ты это сделал?
— Да я ничего еще и не сделал. Потом, она сама хотела.
Ирина вспыхнула: то, как говорил о ней Ричард, было, в общем-то, оскорбительно. Бабуля перевела взгляд на Ирину.
— А ты…
Девушка вспыхнула и бросилась бежать с рубежа, закрыв лицо руками. Франк через несколько мгновений с рыданиями кинулся вслед за ней. Ричард и бабуля некоторое время смотрели им вслед, потом друг на друга.
— Горе ты наше, несчастье. Уходи.
— Между прочим, сейчас появится, я чувствую.
— Убирайся, — я сказала.
Вздохнув, внук отдал винтовку бабушке и ушел.
Старушка с усталым, но деловитым видом передернула затвор. Смутно различимая, но все более прорисовывающаяся сквозь туман большеголовая ящероподобная туша поставила тяжелую, широкую, с громадными когтями лапу на край ствола. В тот же момент старушка живо вскинула винтовку к щеке и выстрелила. Махина продвинулась вперед, показывая кожистые в шипах бока, распахивая зубастую пасть, и тут же, потеряв равновесие, качнулась вправо и полетела вниз с недовольным хрюканьем.
— Тварь! — смачно сказала старушка.
2
«Да уж, — подумал Франк, — здесь — это не там». Шоссе не петляло, ибо ни ложбин, ни холмов, ни лесов здесь не имелось. Не то чтобы вообще ни единого деревца — так ему показалось во время прежнего приезда: вон группа невысоких, с серебрящимися шевелюрами тополей, сиреневые кое-где и жасминовые кусты. У легких, как бы разборных, как бы только что собранных домиков — цветники. Природу здесь любят, но она не такая, как у него дома.
Когда колеса вкатили на территорию поселения Копулетти, Франк почувствовал, что сердце застучало. О приезде он Ирину предупредил, но все равно…
Ирина сидела на скамейке у цветника, с которого начиналось их поселение. На веранде дома сидел Матвей, брат Ирины, он приветливо помахал знакомцу. Из-под навеса рядом с верандой показалась Зофья, юноша сделал ей знак, и она не бросилась к гостю, давая возможность жениху и невесте пообщаться.
— Я рада, что ты приехал.
— Я подумал… мне жаль, что ты… но я не хочу тебя терять.
Из-за дома вышел папаша Тимофей, дядя Ирины, заменивший ей отца. Очень толстый человек, что, по мнению Франка, должно было сильно затруднять ему жизнь в ответственные моменты.
— А я-то думал, куда это запропастился наш Франческо?
«Они решили делать вид, что ничего особенного не произошло», — подумал Франк.
— К столу, к столу! — громко крикнула Зофья, тетушка Ирины и жена Тимофея.
И одновременно с ее призывом прозвучал звук горна, низкий и мрачный, со стороны небольшого холма, что виднелся за домами.
Зофья разочарованно всплеснула руками.
Тимофей тихо выругался.
— Сказать по правде, не ждал. Загоняй, Франк, тачку в подземный гараж. И будем ложиться спать.
Гость понимал уже, что происходит, хотя слова об отходе ко сну среди ясного утра звучали странно.
— А может, успеем раздавить бутылочку, а? — подал веселый голос Матвей. — У нас часа четыре.
Тимофей погрозил ему кулаком.
— Однажды ты напохмеляешься…
— Однажды мы все теряем бдительность, — философски заметил Матвей.
— «Они» уже вышли? — спросил Матвей у Ирины.
Она пожала плечами: чего спрашивать о том, что и так известно.
Странно, Франк был уверен, что в такой ситуации заснуть абсолютно невозможно, по крайней мере ему, новичку, но, кажется, только он улегся на поролоновую кошму — и вот его уже толкают в бок, и он слышит крик:
— Поберегись!
Открыв глаза, он видит огромные белые зрачки на широком черном лице, и все это в каком-нибудь полуметре сверху.
Теоретически Франк был подготовлен исчерпывающе — увидав «его» рядом, сделай шаг в сторону, причем стараясь не попасть в сферу досягаемости второго ходуна. Но в реальности остался лежать, вцепившись в края подстилки, пока его не дернули с силой за руку, и он позволил себя перекатить, встал на четвереньки и посмотрел в то место, куда через семь-восемь секунд медленно, но неумолимо вошел нож, сжимаемый мощной темно-коричневой рукой.
Огромное, в два метра, голое, каменистое по ощущению и своим движениям существо, в белых бермудах, с белыми зрачками и двумя ножами, издало обиженный недовольный хрип — оно считало, что было близко к успеху.
Франк услышал звук легкого шлепка справа — Ирина дала подзатыльник лысой голове брата.
— Какие могут быть шутки, Мотя?!
Брат смущенно сказал:
— Да не было никакого риска. Не меньше десяти секунд форы. Я всяко знал, что его выдерну.
— Нельзя подвергать опасности неподготовленных!
— Так быстрей доходит, что к чему.
— И все же этого не следовало делать, — сказал стройный рослый человек лет сорока, подходя и даже не глядя на стремящегося перехватить его коричневого гиганта. Нож начал подниматься, но Ипполит не смотрел в его сторону, стоя спиной к ходуну и пожимая руку Франка.
— Рад видеть, рад. Наслышан.
Рука с ножом пошла вниз, было видно, как напрягается ходун, стараясь придать ему как можно большую скорость. Когда до удара оставалось секунды четыре, Ипполит сделал шаг вперед.
— Вот видите, — сказал он, — сейчас «он», может быть, даже упадет.
— Да, весело у вас, — усмехнулся через силу Франк.
Ходун не упал, но инерционно встал на одно колено.
Франк поглядел по сторонам: по поселку, не разбирая дороги, топча цветники, входя в дома через стеклянные веранды, передвигались штук восемь полуобнаженных существ с ножами. Аборигены старались вести как бы обычную жизнь: сидели на скамейках, беседуя, варили кофе на неперевернутых плитах, брились, разговаривали, только в последний момент, уже перед непосредственной опасностью, делали несколько шагов в сторону.
— Все наши чувствуют их, — сказала Ирина, — даже с закрытыми глазами и даже во сне.
Франку хотелось спросить, бывало ли так, что все же кто-то зазевается настолько, впадет в такую самоуверенность, что окажется на ножике у каменного гостя.
— Когда мне было лет пятнадцать, —
