Это все случилось вчера. Стив позвонил мне сегодня утром.
– Вылечился начисто, – сообщил он торжествующе. – Здоровей тебя! Сказал, что малость переутомился и собирается дать себе отдых от фантастики – займется чем-нибудь другим. Ровно ничего не помнит, но у него сохраняется странное чувство, что он должен сделать что-то нехорошее с парнем, лежавшим на соседней койке. Почему – не имеет понятия, а я ему не объяснял. Но ты на всякий случай держись подальше.
– Я бы сам с ним сделал что-то нехорошее, – фыркнул я. – Мне не нравится его страсть к чудовищам. Что он теперь намерен сочинять – любовные романы?
– Нет, – фыркнул Стив, – его вдруг потянуло к вестернам. Сегодня завел рассуждения об исторической роли револьвера «кольт». Даже выбрал название для нового романа: «Закон шестизарядного». Кстати, не ты ли навел его на эти мысли?
Ну я ему и рассказал.
Стало быть, Маршем Красвелл здоровей меня? Так для этого, похоже, не много надо.
Три часа назад собираюсь я на матч тяжеловесов в Мэдисон-Сквер-Гардене, и вдруг берет меня за пуговицу полисмен. Да не какой-нибудь, а Майкл О’Фаллин – самый дюжий, славный и рыжий полисмен, какого я знаю.
– Пит, дружище, – говорит мне Майкл. – Знаешь, какая мне чудная штука нынче приснилась? Будто я тебя выволок из одной заварушки, а ты мне и говоришь – поблагодарить, что ли, хотел – мол, подойди, Майк, завтра ко мне насчет билетов на матч. Так вот я никак в толк не возьму: или это такая телепатия, или…
Я покачнулся и уцепился за дверь бара. Майк еще бубнил, когда я вытащил из кармана собственный билет и сказал:
– Знаешь, что-то мне не по себе сегодня. Ты сходи, а я, пожалуй, спишу отчет из других газет. Ты в это, Майк, не вдумывайся; считай, что это твоя ирландская везуха!
Я вернулся в бар, взял двойное виски и уставился в него: когда надо сосредоточиться, это помогает не хуже хрустального шара.
Телепатия. Ничего себе?!
Нет, сказало виски, совпадение. Не бери в голову.
А все-таки телепатия – в этом что-то есть. Подсознательная телепатия – два спящих мозга один внутри другого. Да, но я же не спал! Я только ошивался в чужом сне. А мозг во сне особенно восприимчивый. Предвидение и всякое такое… Но я-то не спал! Шестью восемь – сорок восемь, стакан, лимон – выйди вон…
Совсем сдурел, сказало виски.
Надо бы найти себе хрустальный шар почище. К примеру, скотч в хрустальном стакане в Чевали-клубе.
Я остановил такси. Шоферский затылок показался мне подозрительно знакомым. Не желаю я об этом думать! Пока не довезет.
– Полтора доллара, – пробурчал затылок и обернулся. – Э, где это я тебя недавно видел?
– Я тут часто езжу, – произнес я не без труда. – Не ты меня вчера утром вез?
– Ага, точно, – подтвердил он. – Только не в этом закавыка: что-то мне твоя карточка очень уж знакома. Во! Меня вчера сморило в кабине, и приснилась чертовщина какая-то. Так ты там тоже вроде был… И у меня с тех пор засело в голове, что ты мне уже должен полтора доллара!
Секунду я колебался: не послать ли его еще раз подальше. Но мостовая мало походила на зеленый песок, вид у нее был уж очень надежный. Я сунул шоферу пятерку и ввалился к Чевали.
Я консультировался со здешним виски, пока в мозгах не стало проясняться; потом позвонил Стиву Блэкистону и кое-что добавил к своему рассказу.
Как они все сюда впутались? – поинтересовался я напоследок. – С ума можно сойти, если подсчитать, что бы случилось, сумей я вообразить побольше своих знакомых. Допустим, они бы спали, так что – все видели бы один и тот же сон?
– Слишком большой разброс, – ответил Стив. Слышно было, как он откусил от бутерброда. – Это все равно что пытаться одновременно передавать что-то на десятках волн через один радиопередатчик. Твой мозг был частью нашей машины, занимая то же положение в сети, что и регистрирующие датчики, настроенные на красвелловский мозг. Ну а дальше, я думаю, начался просто индукционный процесс, то есть…
Я больше не мог слышать это чавканье.
– Проглоти, – посоветовал я, – а то подавишься (Стив живет на одних бутербродах).
Стив глотнул и заговорил разборчивее:
– Ты понял, что получилось? Процесс усиления мозговых токов оказался обратимым, и машина заработала как передатчик. Эти двое, о ком ты рассказывал, спали. Их подсознание было доступно, вот они и смогли принять твою передачу. А ты видел их днем, хорошо представлял, вот и настроил на определенный сон. Слыхал когда-нибудь о симпатических снах? Бывало с тобой, что приснился человек, с которым ты много лет не виделся, а назавтра он тут как тут? Теперь мы сможем осуществлять это намеренно: передача снов через электронику, представляешь?! Так что давай ко мне – надо еще поэкспериментировать!
– Иногда я, знаешь ли, сплю, причем без всякой электроники, – осадил я его. – Вот этим я сейчас и займусь. Пока!
Сказал и пошел в клубный бар (лучше бы домой поехал!).
…Она прошла к микрофону, покачивая бедрами, – воплощенная мечта, ростом под 170 сантиметров, в облегающем, как перчатка, искрящемся платье. Неповторимая брюнетка с зелеными глазами и восхитительными ножками. Платье было не таким откровенным, как наряд, который придумал ей Красвелл, но столь же волнующим.
Пробравшись за сцену, я встретил самый холодный прием. Да, она немного знает мистера Красвелла. Нет, она не спала вчера около полуночи; и не буду ли я так любезен объяснить, каким образом это меня касается?
Я со всей любезностью поинтересовался причинами ее неприязни и получил исчерпывающий ответ:
– Просто у меня нет никакого желания с вами знакомиться, мистер Парнелл.
– Ну почему же?
– Едва ли этот вопрос входит в вашу компетенцию. – Тут она слегка нахмурилась, словно что-то припоминая, и добавила: – Вообще-то я сама не знаю. Вы мне не нравитесь и всё. А теперь мне, с вашего позволения, пора на сцену.
– Еще минутку, пожалуйста! Я объясню…
– Что вы объясните?
– Действительно – что? Пока я соображал, она повернулась, и мне осталось только оценить ее достоинства с тыла.
Ну как будешь извиняться перед девушкой, если ей еще надо объяснить, за что ты будешь извиняться? Она не спала – значит, не могла видеть во сне конфуз с юбкой. А если даже так – снилась-то она Красвеллу, а не мне! Но блэкистоновская машина каким-то образом ухитрилась всадить в ее подсознание отвращение ко мне, Питу Парнеллу.
