– Полина, это он?
– Да. Теперь я могу уйти.
– Куда?
– Дальше. Выше.
– Отца не забывай.
– Нет, что вы! Я его люблю.
– Иди, Полина. Прощай.
– Спасибо вам.
Темнота растворила ее в себе, как любого обычного человека, идущего куда-то в осенней ночи.
Я в три приема проглотила припасенную плитку шоколада, чувствуя, как отступает обморочная слабость, теплеют пальцы. Домой, скорее домой. А перчатки завернуть в обертку от шоколадки и на полпути выкинуть в урну.
Дома я уже привычно опустошила заранее приготовленную кастрюлю, наскоро ополоснулась под душем и на цыпочках прошла в спальню. Дашка ровно дышала под одеялом. Я улеглась рядом, обняла ее, ощутила тепло и родной запах – и меня накрыло волной счастья. Дочь здесь, рядом, мне удалось спасти ее от красивого мерзавца, для которого она была бы очередным экземпляром в коллекции. С ней не произошло того, что случилось с Полиной. Какое счастье…
Я провалилась в сон – и, засыпая, услышала тихий шелестящий стук. Он доносился со стороны окна, но я не успела осознать, что же он может значить.
Разбудил меня телефонный звонок. Вскочив с кровати и глядя на спящую Дашку, я вполголоса ответила:
– Слушаю!
– Ольга Андреевна, экстренные. Машина уже пошла, – сказал диспетчер.
– Я не работаю! – отрубила я и сбросила вызов.
Стоял солнечный полдень. Катька, которую никто не отвел в садик, сидела на кухне, обняв Анфису – опять эта уродина! – и доедала бутерброд с ветчиной.
Я не успела отключить телефон, и он зазвонил у меня в руке.
– Ольга Андреевна…
– Я в отпуске с последующим увольнением. Вызывайте врача, который сейчас работает, – ответила я главврачу скорой.
– …просили привезти вас, – докончил он фразу.
– Я никуда не поеду.
Я понимала, что в покое меня не оставят. И догадывалась, куда повезут. Мне и самой было интересно узнать, чем закончился вчерашний бросок оборотня.
Телефон зазвонил опять.
– Ольга Андреевна, – начал бархатный баритон.
– Добрый день, Сергей Алексеевич. Вас тоже уволили?
– Э-э-э… Почему вы так решили?
– Потому что мне пытается отдавать распоряжения ваш подчиненный. Видимо, он теперь занимает ваше место и еще не знает, что я уже не работаю.
– Ольга Андреевна, вы зря так думаете.
– Извините, ничего другого подумать не могу.
– Нужно посмотреть первичного больного.
– У вас есть врач, который занял мое место. Такой опытный руководитель, как вы, наверняка нашел лучшего специалиста, чем я.
– Вы зря ерничаете.
– Это мое мнение.
– Нам и нужно ваше мнение. Случай сложный.
Ну да, конечно. Это пациент сложный: прокурорский сын, золотой мальчик… Мажор, как таких называли когда-то.
– Это ваша личная просьба, Сергей Алексеевич?
Он помолчал несколько секунд.
– Да.
– Я поеду в одном случае: если вы исполните мою личную просьбу.
– Какую?
– Примете меня.
– По какому вопросу?
– По личному.
Еще короткая пауза.
– Хорошо. Послезавтра, в шестнадцать. Так вы поедете?
– Да.
Я заметалась по квартире, пытаясь одновременно одеться, умыться и причесаться. Катька смотрела на меня и все плотнее прижимала к себе Анфису.
– Кать, я на вызов. Дашку не буди, пусть спит. Если через час не вернусь, выведи Макса.
Катька молча кивнула, не сводя с меня круглых глаз, и тут под окном засигналила скорая.
Привычное зрелище дома, в который пришла беда – такая большая, что никто этого еще не осознает. Ухоженная хозяйка в слишком ярком халате: бессонная ночь и горе обнулили работу дорогого косметолога, и видно, что ей за пятьдесят. А вот и моя преемница. Ну что ж, приятная брюнетка, явно из интернатуры в декрет, а сейчас на работу – на мое место. Кто-то кого-то попросил придержать ставку до тех пор, пока ребенок пойдет в детский сад… А потом верно рассчитал, что у меня не будет ни сил, ни денег, чтобы ходить по судам. Но это не имеет никакого значения. У меня сейчас другие проблемы и дела.
Она пытается «держать лицо» и все больше теряется и нервничает. Но я здесь с другой целью.
– Здравствуйте. Рассказывайте, что случилось. Вас зовут?..
– Наталья Ивановна. Я мать Олега.
Под глазами мешки, лицо одутловатое. Густой слой пудры только подчеркивает реакцию лица и немолодой кожи на бессонную ночь.
Так-так… ограбили и избили… накануне был совершенно здоров, а сейчас… сейчас…
Она разрыдалась.
– Невропатолог смотрел?
– Да, – ответила брюнетка.
– Вы?..
– Я психиатр. Виктория Львовна.
Вроде бы ей все же стыдно. Ну и ладно. Ее проблемы.
– Очаговая симптоматика есть?
– Нет.
– Ну что ж, пойдемте посмотрим.
Она молча пошла по внушительному холлу к двери направо, я за ней.
– Виктория Львовна, дело в том, что я сейчас безработная. У нас не консилиум. Я согласилась приехать только в качестве личного одолжения Сергею Алексеевичу.
На такое она явно не рассчитывала.
– Но…
– Так и только так.
Она прикусила нижнюю губу, но деваться ей было некуда.
В комнате стоял смрад: смесь пота, мочи и того неуловимого, но явственного, чем пахнет смертный ужас, растянувшийся вместо секунд на часы. Ничего не осталось от красоты и молодости: Антиной походил на загнанного издыхающего зверя. Глухо мыча, он корчился в кровати, извиваясь как червяк, вцепившись в одеяло так, что побелели суставы стиснутых кулаков. Зрачок почти поглотил радужку, лицо застыло в гримасе ужаса, как античная маска. Пульс… зашкаливает, давление… высоковато, но ничего страшного. Сердце отличное, жить будет. Вот только каким?
Я заговорила с ним. Назвала его по имени. В ответ – только еще серия корчей и мычания. Взгляд фиксирован в углу – галлюцинирует?
Я сделала глубокий вдох и скользнула внутрь Антиноя, как ночью. Показалось, что я зашла в выжженные развалины. Нигде… ничего. Остались только инстинкты. И ужас – такой, наверное, испытывает человек в падающем лифте, только этот лифт падает и падает. Яркое зрительное воспоминание: стена огня, которую я заставила его увидеть, и летящая прямо на него разинутая зубастая пасть рыжего мохнатого чудовища. Точно, у страха глаза велики: Антиной увидел что-то величиной с хорошую кавказскую овчарку, а я в лисьем облике всего-то размером с таксу. Но что он видит там, в углу?
– Ну, как ваше мнение?
Голос брюнетки выдернул меня из руин чужой личности в комнату, где продолжало мычать и корчиться то, что было человеком – когда-то давно, еще до клуба «Хет-трик».
Я убрала челку со лба и взглянула сквозь пальцы в тот угол, куда оставался прикован взгляд бывшего Антиноя. Там в кресле сидела Полина и, подперев голову рукой, так же неотрывно смотрела на него. Значит, именно это внушает ему такой животный ужас? Или воспоминание о разъяренном оборотне? Или то и другое вместе?
– Полина. Ты же хотела уйти – дальше и выше.
– Уйду чуть позже. А пока посмотрю на него. Должна же быть на свете справедливость.
Она тихо засмеялась, и от этого смеха мороз пошел по коже. Антиной забился так, что едва не свалился на пол. Я принюхалась.
– Памперс на него надели? Пригласите кого-нибудь, пусть его приведут в порядок.
Пока Антиною перестилали постель и надевали памперс, я увела Викторию в холл.
– Что он получал за это время?
– Скорая уколола ампулу реланиума. Рвался бежать, пытался выпрыгнуть в окно. Что это такое, как вы думаете?
– Похоже на интоксикационный психоз. Среди полного
