– Я не спросила.
Ну правильно, побоялась.
Хозяйка шмыгнула мимо нас по коридору – вся в слезах, с тазом загаженного постельного белья. Я остановила ее вопросом:
– Наталья Ивановна, вы не замечали, Олег не общался с подозрительными типами?
– Кого вы имеете в виду?
– Наркоманов.
Ее глаза неуловимо быстро метнулись во внутренний контроль и вновь смотрели на меня, блестя – от слез или от ярости?
– Нет, никогда! Что вы, он же спортсмен. Каратист, пловец.
Что-то все же было… Не хотела этого видеть, надеялась, что все через это проходят? На что еще она закрывала глаза ради обожаемого – это сразу видно – обожаемого сына?
– Где его одежда?
Все лежало скомканной грудой в углу на ковре. Я потрясла ветровку, потом джинсы, и на пол мягко упал знакомый пакетик. Подняла его, прихватив рукавом, и показала остальным.
– Виктория Львовна, надо взять смывы с губ, пальцев, ногтей. Проверить мочу на каннабиноиды: экспресс-тест и взять миллилитров пятьдесят в банку. Конопля дает такие психозы.
Рука хозяйки метнулась со змеиной стремительностью, выхватив у меня пакетик.
– Это вы ему подбросили! Убирайтесь немедленно из моего дома! Вы еще пожалеете, я вам обещаю!
– Я вас услышала. А вы услышали меня.
Я опять поправила челку. Полина сидела там же, не меняя позы. Она подняла голову и улыбнулась мне.
– Я ухожу, Полина.
– А я пока остаюсь.
Спускаясь по широкой лестнице, выходя в знакомый двор, я пыталась разобраться в себе. Из всех, кто остался там, за дорогой бронированной дверью, мне было жаль только девочку, сидящую в углу, не сводя глаз с бывшего члена клуба «Хет-трик».
Но и мстительной радости от вида того, во что превратился Антиной, я не испытывала. Важно только одно: с Дашкой ничего не случилось, она дома и ничего не знает. И не узнает – по крайней мере, от меня. Какие-то слухи будут, но и только…
Из-за поворота показалась маршрутка и притормозила в ответ на взмах моей руки. Свободно было только переднее сиденье, я пробралась на него и прочла плакатик: «Место только для 90-60-90». Немудреный юмор… Значит, это не для меня, мои объемы сейчас куда меньше. Радиоприемник извергал поток слезливой попсы, которую прервала реклама. Мебельный салон приглашает… скидки… Натяжные потолки в кредит, наши цены и качество приятно удивят… Парикмахерская «Паллада» – что они там, шлемы на клиентов надевают? А теперь – выпуск новостей… Ну почему я не взяла плеер? Музыка думать не мешает, а мне столько всего нужно обдумать. Завтрашний визит к главврачу, тактику поведения… Как себя вести с Дашкой…
Президент Соединенных Штатов выразил одобрение… Парламент… утвердил… В Кот-д’Ивуаре разворачивается полномасштабная гражданская война, на улицах Абиджана идут бои между…
Стоп. Абиджан – это город, где работает Генка. Мы еще шутили, что в Узбекистане есть Андижан, главное – не перепутать. Но ведь Генка улетел на Берег Слоновой Кости. Этого не может быть…
От остановки я бежала так, что мне вслед оглядывались. По лестнице взлетела через две ступеньки, не заметила, как открыла дверь, чуть не споткнулась о лежащего в коридоре Макса и бросилась к ноутбуку. Руки тряслись, и запрос удалось набрать только с третьего раза.
Этого не могло быть, но было именно так. «Ivory» – «слоновая кость» по-английски, «ivoire» – по-французски. Всего-то. Я не знаю французского, а созвучия оказалось мало для того, чтобы догадаться. Кот-д’Ивуар – Берег Слоновой Кости. Именно так называлась страна в те времена, когда мы учили географию. Гражданская война в Африке: белых вырежут всех, до последнего человека. Может быть, Генка давно мертв, а я ничего не могу: ни узнать, ни сделать.
– Мам, ты что?
Они стояли в дверях: заспанная Дашка и Катька с неизменной Анфисой под мышкой.
– Я ничего. Вызов был сложный. Пока не трогайте меня, сейчас узнаю, что надо, и приду.
Дверь закрылась, и я продолжила лихорадочно искать информацию.
Война шла не первый день и, похоже, не слишком занимала остальной мир. Да и меня интересовала судьба одного-единственного человека. И никто на свете не мог ничего о нем сообщить. Связи с консульством не было давно – теперь понятно почему. Телефоны не отвечали. Где-то там погибал, каждую секунду мог погибнуть человек, которого я люблю, и все остальное казалось ничего не значащей мелочью.
Я обнаружила, что сижу на полу, опершись спиной на кровать, ноги затекли, а ноутбук завис и ни на что не реагирует. Пора понять, что можно просидеть так все оставшееся мне время, но это ничего не изменит. Вцепившись в спинку кровати, я поднялась и почему-то заковыляла к окну – наверное, убедиться, что мир еще существует. Ноги подкашивались – то ли из-за того, что я их отсидела, то ли из-за пережитого потрясения… Соберись, истеричка! Это в позапрошлом веке дамы могли быть слабыми, слепнуть или усаживаться в кресло на колесиках, узнав о смерти любимых. Ты-то знаешь, как называются подобные вещи. Да и служанки в белом чепчике, чтобы катать кресло, нет и не будет. Соберись… Пока не придут неопровержимые сведения, Генка для меня жив. Даже если они и придут, он все равно будет для меня жив, пока жива я сама.
Мир за окном оставался цел и невредим, хотя мой собственный мир был готов рухнуть – так же, как вторая мачта кораблика. Она лежала на подоконнике кучкой мелких ракушек, и я ни с того ни с сего взялась пересыпать их с ладони на ладонь. Ракушки тихо стучали:
Уходит земля из-под ног.За легкий колос хватаюсь…Разлуки миг наступил.Откуда взялось это хайку? Из моей памяти или из бездонной памяти оборотня? Но земля и правда ускользала из-под ног. Сейчас я даже не могла порадоваться тому, что отыграла еще один шанс у судьбы.
Мачта, конечно, обвалилась вчера, когда я обняла спящую Дашку. Живую и невредимую. А как она сейчас? Что подумали девчонки о матери, которая вломилась домой и отмахнулась от них? И что я им могу сказать? Ничего, конечно. Как там говорила Прохоровна? «Тяни и не жалуйся».
Я отправилась умываться. Холодная вода помогла прийти в себя, но боль внутри не отпускала. И вновь напомнил о себе голод. Надо будет отнести в логово еще мешок собачьего корма, если не хочу сдохнуть с голоду.
– Мам, что с тобой?
Дашка тихо подошла сзади и обняла меня за плечи. И тут я разревелась.
– Ничего, Даш. Устала, заработалась, да еще вызов этот… Никуда больше не поеду. В отпуске я или нет в конце концов? Пошли все вон, – только и смогла выговорить я, хлюпая носом.
– Правильно. Тебе отдохнуть надо. Пока тепло, ходи каждый день на море. Мы с Катькой сами управимся. Она уже кашу может сварить и яичницу сделать.
– Спасибо, Дашкин. Вы у меня молодцы. Да, надо будет походить на море.
– Вот завтра и иди.
– Угу.
Под предлогом усталости я рано убралась
