– Ты же помнишь, – выговаривает миссис Бенджамин. – В этот раз я тебе помогла.
– Помню. И что из этого? Ты боишься, сестра?
– Да, я боюсь.
– Ты слаба?
– Вероятно, так.
– Так же чувствовала себя и я. Всегда. Слабой, испуганной. Нечестно, что я была такой слабой. Нечестно, что я только и умела, что быть для Матери Ганимедом. Я могла бы быть сильнее. Я могла больше. Если бы мне дали шанс.
– Ганимед? – повторяет миссис Бенджамин. – Не понимаю.
– Я была всего лишь Ее слугой. Наполняла Ей чашу, развлекала Ее. Но Она никогда не благодарила. Потому что думала только о вас. Вы, пятеро старших, занимались делом, важным делом. О других Она и не вспоминала. А должна была. И вспомнила бы, будь у Нее шанс. Вы все дрались за Нее, отбивали Ее любовь у других. Вы Ею манипулировали!
– Мы – Ею? – фыркает миссис Бенджамин. – Потрясающее извращение истории.
– Заткнись, – рычит женщина. – Не притворяйся! Я знаю, какой бы Она была, если бы вы не пробились к Ней в любимчики! Она бы… любила нас! Она бы любила меня. Ты не знаешь, каково это – когда о тебе не вспоминают. Не знаешь, каково быть отверженной. Она нас никогда и не знала. Никогда о нас не заботилась. Ты не знаешь, каково это. Из вас никто не знает. Но все переменится. – Женщина бьет себя в грудь. – Я – оружие в Ее руке. Я – оружие Ее разума. Я – Ее инструмент, Ее посланница, Ее глашатай! Я – первая в Ее глазах! И когда Она придет, я получу награду – Ее любовь! Она вернется и будет любить меня! Слышишь? Слышишь, что я сказала?
– Слышу, – устало отзывается миссис Бенджамин. – Только сомневаюсь, что дело того стоит.
– Стоит! – повторяет женщина. – Наверняка! Иначе никак!
– Ты уверена, что Мать придет? Ты показала мне ее тело в пещере, но…
– Придет! Мать проснется, когда рядом окажется носитель. Последняя Ее часть!
– Ребенок. Человеческое дитя.
– Ненадолго. Скоро Мать проснется и займет свое законное место в центре мира.
– И что тогда? Ты заменишь собой Первого и нас, остальных?
– Да! – вопит женщина. Она готова разрыдаться. – Я Ее нашла! Я привела Ее сюда. Я свергла тех, кто стоял у Нее на пути! Я привела сюда ту женщину! Я, я это сделала, все я! Не ты, не вы. Разве вы помогали? Никогда, ни разу!
– Мы и не знали…
– Знали! Должны были знать! Не смей… не смей так говорить!
Женщина протягивает вперед открытую шкатулку. Сейчас она опрокинет череп на миссис Бенджамин…
И тут-то Мона, выбросив вперед руку, захлопывает крышку ящичка. И, не дав женщине опомниться, приставляет ствол «Глока» к основанию ее позвоночника и спускает курок.
Женщина больше не чувствует под собой ног – пуля перебила крестец. Она неловко оседает на пол, перекатывается на спину и смотрит на свой живот, развороченный выходным отверстием, из которого с пугающей скоростью вытекает кровь.
Мона, стоя над ней, тяжело дышит. Потом переводит взгляд на миссис Бенджамин.
– Вот так.
Женщина пристально смотрит на Мону, на деревянную шкатулку в ее руке.
– Ты… ты…
– Да, – подтверждает Мона. – Я тебя подстрелила. Но не бойся, ты не умрешь – во всяком случае, далеко не сразу. У меня хватило ума понять, что для тебя смерть – просто переход на новое место. – Она тычет стволом в грудь женщины. – Но вот больно сделать могу. По-настоящему больно. Это я неплохо умею. А теперь объясни, что там произошло, в той комнате?
Женщина тупо смотрит на нее и снова переводит взгляд на рану. Ни боли, ни волнения.
– Говори, – приказывает Мона.
Женщина молчит, будто не слышит.
– Угрозы вряд ли помогут, милочка, – объясняет миссис Бенджамин. – Как я понимаю, оно не раз и не два умирало, получало раны и увечья.
– Оно?
– Этот Ганимед. Так оно себя называет.
– Так. Ну-ну. – Мона засовывает «Глок» за пояс шортов (ствол горячий, но ей не до того) и открывает коробочку. На голубом шелке тихо лежит довольно симпатичный кроличий череп.
Мона опускает взгляд на женщину в панаме. Та, поняв, что у нее на уме, распахивает глаза.
– Смерть… – начинает Мона. – Вы с ней мало знакомы, так? Наверняка потому ваш приятель в коричневом свитере и не сумел меня как следует убить. Но ты… ты уже убивала. Думается, не единожды. Ты научилась.
– Никого я не убивала, – возражает женщина. – Это против правил.
– М-м, я поспорить готова, что ты множество людей убила, перескакивая из тела в тело. А это офигенно нехорошо. – Мона делает шаг вперед и наступает ногой на разорванный пулей живот. Женщина кряхтит, напрягается – ей явно больно. – Не так ты крута, какой себя воображаешь. Ну? Что там была за чертовщина? Чей это младенец?
– Твой, – хрипит женщина.
– Невозможно. Мой ребенок погиб. Мы его похоронили. Хуже этого в моей проклятой жизни ничего не бывало, так что забыть я не могла. Так чей?
– Твой! – повторяет женщина.
Мона сильнее наступает на рану и угрожающе опускает шкатулку.
– Твой, клянусь! – вскрикивает женщина.
Мона приподнимает ногу.
– Как это?
Женщина сглатывает. Губы у нее обведены красным.
– Время здесь… испорчено…
– Господи, опять та же фигня! Наслушалась уже…
– Время здесь сломано, – сердито повторяет женщина, – так что здесь можно увидеть альтернативы.
– Альтернативы чему?
– Всему! – выкрикивает женщина.
Мона убирает ногу и спрашивает, поразмыслив:
– Это как понимать, черт побери?
Миссис Бенджамин откашливается.
– Думаю, тут я могу помочь. Время не линейно, милочка, – ты и тебе подобные воспринимаете его как линейное, но на самом деле это не так. Оно ветвится, расходится в разные стороны. Одни веточки чахнут и отсыхают, другие растут дальше. И до них иногда можно добраться.
– Да, – задыхаясь, выговаривает женщина. – Если разница… совсем мала, можно добраться до альтернативы.
– Это вы там и проделали? Добрались до альтернативного… времени?
Женщина кивает.
– На нашей стороне с нами такого не бывало, потому что в своей стихии мы воспринимаем время не так, как вы, – поясняет миссис Бенджамин. – Но здесь… иначе.
Мона замечает, что у нее дрожат руки. Она сгибает пальцы, стараясь унять дрожь.
– Значит, мы видели альтернативное время? Другой ход вещей?
– Да. – Женщина совсем побелела и задыхается.
– И в чем разница между здесь и… тем, что я видела в линзах?
– Нам нужна была часть Матери… готовая к сотрудничеству. – После этих слов женщина кашляет и, отвернув голову, выплевывает основательный сгусток крови.
– Да ну?
– Нужна была такая Ее часть, чтобы и отсюда, и с другой стороны. С нашей стороны. Чтобы послужить Ей якорем, притянуть Ее сюда. Я… рассчитывала на тебя. Потому и… вызвала тебя сюда.
– Вот что ты хотела сотворить со мной на шоссе? Превратить меня в проводник… для нее?
– Да, – дико шепчет женщина. – Но ты отвергла меня, отвергла Ее. Ты слишком стара, слишком… неподатлива. Пришлось искать другой способ. У тебя был ребенок, в этом времени он умер.
Мона дрожит всем телом и понимает, что это не от потери крови.
– И ты взяла и
