Убедившись в очередной раз, что кабинет Патрика заперт, а Стивен так и не выходил из своей комнаты, чтобы, как обычно, перекусить на ночь глядя миской хлопьев с молоком или сникерсом, я выскальзываю на крыльцо. Холодный ночной воздух щиплет кожу, напоминая, что я только что была буквально мокрая от пота.
Соседний дом Кингов погружен во тьму; даже фонарь на крыльце не горит. Ну да, ведь Эван уехал на машине «Скорой помощи» вместе с Оливией ранним вечером, когда солнце было еще высоко. Возможно, он и сейчас еще из больницы не вернулся. Я ощупываю внешнюю сторону дверной рамы, пытаясь найти выключатель, но так и не нахожу. Приходится ждать, пока глаза привыкнут к ночной темноте. Надо мной и над крышей Кингов висит серебряный месяц, похожий на крюк.
От волнения ладони у меня снова вспотели, и я тщательно вытираю их о юбку. Затем выбираю самый маленький ключик в связке и дрожащей рукой вставляю его в замок почтового ящика – туда только сегодня утром заглядывал Дэл Рей, и там, насколько я могла заметить, лежал очередной одинокий конверт. Ключ легко поворачивается в замке, и я от ужаса затаиваю дыхание.
Какого черта ты туда полезла, Джин? Что ты надеешься там обнаружить? Вряд ли в ваш почтовый ящик ночью успели бросить еще какие-то сверхсекретные документы.
И все же при свете тонкого месяца, напоминающего отстриженный кусочек ногтя, но почему-то кажущегося мне странно опасным, словно он может незаметно опуститься с небес и, подхватив соседний дом, унести его куда-то в ночные облака, я вижу в почтовом ящике очертания какого-то плотного конверта.
Глава сорок седьмая
Прошло всего две минуты, но я больше уже не Джин.
Я – воровка.
Или предательница. А интересно, думаю я, какого рода наказание преподобный Карл со своей стаей Истинных Мужчин приберег для предателей или для тех, кого уличили в подрывной деятельности? В таком мире, где женщин ссылают в жуткую «сибирь», то есть в Северную Дакоту, за самые ничтожные преступления – я уж не говорю о прелюбодеянии, ну а Джеки за свою нетрадиционную сексуальную ориентацию и вовсе осуждена на пожизненное заключение в концлагере для гомосексуалистов, – наверняка должны существовать особые и весьма впечатляющие наказания для женщин, решившихся на кражу государственной тайны.
Из дома-то они меня совершенно точно увезут. И я никогда больше не увижу своих детей. Не увижу ни Патрика, ни Лоренцо.
Я пытаюсь представить себе жизнь где-то в одном из тех мест, что сидельцы обычно называют «дном» или «преисподней»; там образы близких людей и воспоминания о моей прежней жизни с каждым днем станут все больше мутнеть, выцветать, подобно старым фотографиям, на которых со временем не остается почти ничего, кроме едва различимых очертаний. А может, мне ничего этого познать и не придется. Может, последним, что я в своей жизни увижу, будет внутренняя сторона капюшона, который натянут мне на голову, закрыв лицо, и шею мою обовьет петля, или же мою обритую наголо голову плотно обхватит смазанная гелем шапочка, в которой сажают на электрический стул, или же я успею увидеть шприц с ядом и иглу, готовую вонзиться мне в вену.
Нет, это, конечно же, будет не шприц с ядом. Для предательницы такая казнь была бы слишком гуманной.
Я слышу, как настенные часы бьют двенадцать, словно отсчитывая удары моего сердца. Считать их нужды нет; каждый удар отдается у меня в ушах звоном литавр.
Но раз уж я зашла так далеко, то почему бы мне не зайти и чуточку дальше?
Забрав содержимое почтового ящика – это, собственно, один-единственный конверт, – я снова поворачиваю ключ в замке и возвращаюсь в дом. Несмотря на то что в доме тепло, даже душновато, по спине и рукам у меня пробегает дрожь, и я вся покрываюсь гусиной кожей.
У нас, конечно, пока еще не настолько плохо, как в мире Уинстона Смита[38], который был вынужден заползать в самый глухой угол своей однокомнатной квартирки, чтобы хоть на мгновение избежать всевидящего ока Большого Брата, следящего за ним с экрана на стене, но камеры слежения и у нас понатыканы повсюду. Вон одна над передней дверью, одна – над задней, а еще одна – над гаражом, нацеленная на подъездную дорожку. Год назад я смотрела, как их устанавливали – это было в тот самый день, когда нам с Соней надели на запястья счетчики слов. Ясное дело, постоянно наблюдать за всеми окрестными домами абсолютно невозможно – для подобного наблюдения просто не имеется достаточных человеческих ресурсов; но я тем не менее веду себя осторожно, стараюсь держаться к камере спиной и незаметно прижимаю к телу украденный конверт, проскальзывая в приоткрытую дверь. Затем, минуя гостиную и столовую, я прямиком направляюсь в наш «вспомогательный» туалет, находящийся рядом с кухней. Это, кажется, достаточно личное пространство, чтобы там не было установлено наблюдение.
В туалете я сажусь на пол, прислоняюсь спиной к стене и осторожно разгибаю лапки металлической клипсы.
Внутри точно такое же уведомление, какое я читала прошлым вечером. Далее три отдельных набора документов, прикрепленных скрепками к цветной страничке-обложке – белой, золотистой и красной. Сперва я заглядываю под белую обложку и вижу заголовок, определяющий основные цели работы нашей команды:
Развитие, тестирование и массовое производство сыворотки «анти-Вернике».
Далее следуют диаграммы Гатта[39] – рабочий инструмент руководителя любого проекта, – оговоренные сроки для промежуточных отчетов и клинических испытаний, а также curriculum vitae членов команды. Здесь я ничего нового не нахожу, но замечаю, что CV Моргана занимает всего одну страницу, тогда как наши – страниц по шесть. Я снова аккуратно все складываю, выравниваю края страниц, скрепляю их скрепкой и кладу «белый» файл рядом с собой на плиточный пол туалета.
В «золотом» пакете почти то же самое, что и в «белом». И цели этой команды, обозначенные под желтым листом обложки, точно такие же:
Развитие, тестирование и массовое производство сыворотки «анти-Вернике».
Снова диаграммы Гатта, пять curriculum vitae с полным списком всех публикаций и академических должностей, но я никого из этих биологов и химиков не знаю; там же, естественно, и CV Моргана. Значит, они решили нас продублировать. Так сказать, содержат подопытных животных в разных загонах. Очень на них похоже. Черт побери, как же это типично для нашего нынешнего правительства! Зачем иметь только одну команду, если есть средства на две?
«Золотой» пакет ложится рядом со мной в ту же стопку, и я перехожу к Красной команде, ожидая, что это будет очередной повтор, но здесь все иначе.
Во-первых,
