– Гитлер никогда не танцует, – вместо этого сказала Яэль. В день, когда она только получила задание, этот высказанный Владом факт показался таким незначительным. Райнигер, скорее всего, подумал так же. Но теперь Райнигер может быть мёртв. Райнигер, Хенрика, Каспер, скрытые под кнопками боевики, разбросанные по всей карте… всех их может уже не быть в живых. – Я должна была понять, что это не он. Я должна…
– Мы уже это проходили. Тогда, на «Кайтене». Ты сделала то, что сделала, Яэль. – Металлическая пластина поблескивала между его пальцами. Лука всё крутил её, цепочка затягивалась вокруг его горла. – Ты сделала то, что была должна.
Так ли это?
– Я убила не того человека. – Разве это она должна была сделать?
– Ты совершила ошибку, – сказал Лука. – Пара капель крови не сделает из тебя дьявола.
А сколько крови для этого понадобится?
– Ты когда-нибудь убивал? – спросила Яэль.
– Я даже не знаю… может быть, подстрелил коммуниста пару недель назад, – Победоносный замолчал на мгновение, закручивая цепочку жетона до конца. Надпись, напоминающая о победах и службе его отца, закружилась, когда Лука разжал пальцы. – Впрочем, несколько истинных дьяволов я знаю. И ты на них не похожа.
Он сказал это так, будто знал её. Яэль хотелось верить. Хотелось верить ему. Но в комнате было полно крови, гораздо больше пары капель: на майке Луки, на парашюте Феликса, на лице Яэль. Арийской и еврейской. Вся она была красной. Вся пролилась по её вине.
Яэль бегло посмотрела туда, где в стонах метался по парашюту Феликс. Она перехватила бутылку водки: «Нужно оставить её для ран Феликса».
– Может, хочешь и свои обработать? – Лука помрачнел, кивком указывая на её лицо. – Баш неплохо тебя приложил.
Это была правда. Яэль могла заглушить боль адреналином, пока пыталась выжить, но сейчас запал начал таять. Боль осела глубоко, переплелась с каждым словом и движением.
– Я ожидала худшего, – заметила она (и это тоже была правда). – Так и было бы. Если бы ты не отвлёк Баша.
– Что могу сказать? – Лука пожал плечами. – Я чертовски хотел эту сигарету.
Взгляд Яэль метнулся к сумеречно-фиолетовому следу синяка на скуле парня, переместился к блестящему ожогу на ключице: знаки верности, гораздо значимей, чем повязки со свастикой.
– Ты мог бы сказать штандартенфюреру, что не имеешь со мной ничего общего. Мог бы позволить ему и дальше меня избивать. Но ты не стал.
– Тебе стоило бросить меня в доках. Но ты не стала, – отозвался Победоносный. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Рана к ране. Синий к голубому. – Я хочу, чтобы между нами всё было честно.
Честно. Но между ними, в разрыве между телами, кружилось столько всего – жар печи, пылинки, поднятые лихорадочными метаниями Феликса, боль и победы, недоверие и поцелуи. Воспоминания, так много воспоминаний. Яэль + Лука смешивалось с прошлым Лука + Адель. Между ними повисла паутина чувств, такая клейкая, хрупкая, запутанная и прекрасная, как паучья сеть, посеребрённая утренней росой.
Столько всего, относящегося к таким разным людям… это было невозможно отследить. Что видел Лука, когда смотрел на неё, девушку в отблесках огня? К кому он тянулся, когда подавался вперёд в янтарном свете, касаясь пальцами контура её избитого лица?
По телу Яэль пробежали мурашки, и они не имели отношения к боли или одиночеству.
– Я не Адель, – сказала она тихо, но твёрдо. – Ты же знаешь это, да?
Вот так просто между ними оборвалось несколько нитей. Лука разорвал прикосновение – прочь, вниз, к бутылке водки.
– Это тоже хорошо, – сказал он, смачивая алкоголем уголок одеяла. – Иначе мы бы давно уже стали закуской для волков. Адель хорошая гонщица, но я сомневаюсь, что её навыки выживания в дикой природе сгодились бы для данной ситуации. Вот поэтому, – он держал смоченную ткань, пока не дождался согласного кивка Яэль, и только потом прижал к её лицу дезинфицирующее средство, – нам не нужно, чтобы раны загнили, и ты тоже свалилась в бреду. Только ты можешь помочь нам с Феликсом пережить это.
Алкоголь въедался в порезы и ушибы. Лечение через боль. Яэль сжала зубы и кинула беглый взгляд на Феликса. Всё ещё дышит. Нужно дышать.
– Но лес мы ещё не пережили.
Краем глаза она заметила, как лицо Луки Лёве разрезала улыбка: «А я-то думал, что единственный тут придумываю дурацкие шутки».
Несмотря на боль, на горящие огнём щёки, Яэль тоже улыбнулась.
* * *Кошмар вернулся, давя на Яэль – кровавый, тягучий, удушающий. На этот раз он был хуже. Яэль знала, что спит, но смерть это не останавливало. Рядом стоял Феликс – с мрачным видом и кровью, капающей с руки, он смотрел, как она стреляла во всех, кого ненавидела, во всех, кого любила.
Адольф Гитлер (БАХ), мама (БАХ), Аарон-Клаус (БАХ), Цуда Кацуо (БАХ), бабушка (БАХ), Мириам (БАХ), снова Адольф Гитлер (БАХ).
Толпа народа, как и в прошлый раз, была здесь, но на этот раз молчала. Единственным звуком, прерывающим бесконечные выстрелы П-38, было навязчивое шипение Феликса: «дьявол-дьявол-дьявол-монстр-монстр».
Яэль проснулась с колотящимся сердцем, диким зверем бьющимся о рёбра. Огонь в печи еще горел, освещая комнату тусклым светом. Лука лежал, укутавшись в одеяла, с головой уйдя в собственные сны. Феликс лежал на парашюте, его грудная клетка вздымалась и опускалась, медленно, но ровно.
Слушая их дыхание, Яэль закатала левый рукав и посмотрела на пятерых волков. Насыщенно-чёрные, убегающие от затухающего света печи. Бабушка, мама, Мириам, Аарон-Клаус. Её постоянная, её плата. Вся боль, которую Влад заставил её поймать и удержать. Всю жизнь Яэль притягивала призраков ближе и позволяла им быть её частью. Частью, которая никогда не меняется.
По крайней мере, так она думала раньше.
Её призраки – и живые, и мёртвые – становились мстительней. И с каждым их шёпотом в кошмаре (Ты оставила меня умирать! Монстр! Разве не этого ты хотела? Разве не этого? Не этого?) Яэль чувствовала, как что-то внутри меняется. Не только внешность, но и душа.
Кем она была?
Кто она сейчас?
Сколько крови необходимо, чтобы создать дьявола?
Сколько красного понадобится, чтобы всё изменить?
Будет ли мир когда-нибудь справедлив?
Вопросы – без ответов – кружились во тьме, когда Яэль опускала рукав, ощущая себя ещё более разбитой, чем раньше. Она снова завернулась в одеяла, сердце плакало в бьющемся пульсе. Свет, который только что воскресил волков, плясал на лице Луки. Парень спал, повернувшись в её сторону. Янтарные всполохи таяли на его потерявших маску чертах. Яэль лежала и смотрела, как свет омывает его веки, орлиный нос, губы.
Ты на них не похожа.
Лука произнёс эти слова, как и многие другие – с нахальной уверенностью. Яэль желала, чтобы он оказался прав. Но Лука не знал
