– Просыпайся, сестра, – шептали склоненные над ней лица.
Тяжелым, сонным взглядом она обвела незнакомые лица. На груди женщин поблескивали серебряные медальоны, шею оплетали красные ожерелья. Но эти знаки были ей неведомы, она забыла прошлую жизнь.
Постепенно в тело возвращались ощущения. Спина чувствовала холод и гладкость мраморной плиты, нос различал запах гари. Факелы немилосердно коптили стены. Она пошевелила пальцами. Попробовала сделать глубокий вдох, но туго натянутая ткань сари впилась в грудь. Обряжая бесчувственное тело, сестры не учли, что, когда новоявленная танцовщица проснется, она захочет дышать, как все люди. По залу гулял сквозняк, стыли босые ноги. Она хотела приподняться, но ничего не вышло, мышцы не слушались приказов, висели, как ослабленные веревки.
Она лежала на мраморном столе в Зале Пробуждения. Тянуло сыростью. Над ней нависали каменные плиты потолка. Разум заметался, как в клетке. Она испугалась, что ее обездвижили, она – истукан, обреченный на полную немоту. Но дернулась рука от локтя вверх, вздрогнули колени, из горла вырвался сдавленный кашель.
Из-под руки одной из сестер вывернулась светлая голова ребенка. «Или карлика?» – подумала она, настолько взрослым был взгляд его синих сверкающих глаз. Он уставился на нее, не мигая. Асимметричное, перекошенное лицо, кривой нос и тонкогубый рот, седые, с серебряным отливом волосы прикрывают скулы. Его глаза как два сияющих сапфира в оправе белесых ресниц. Он протянул руку, костлявую хрупкую лапку, коснулся ее плеча:
– Ам-ри-та, – четко выговорил он, без эмоций, как заводная игрушка.
И она поняла, что он назвал ее по имени. Отныне ее зовут Амрита. В этой новой жизни она оказалась танцовщицей Дома Гильяно.
– Лучшее, что мы можем принести в дар богам, – наше искусство. Лучшее, что мы можем дать лилу, – наши души. Душа отражается в искусстве. Душа и есть искусство. Особенно когда она сливается с танцем, – вместе с сестрами она повторяла молитву в танцклассе перед каждым уроком.
И вновь она танцевала для богов.
У танцовщиц Дома Гильяно не было детства, они просыпались взрослыми. А между пробуждениями цвели розами в Саду. Амрита не знала, что с момента ее смерти в мире прошли столетия, Ашер уже был не Смотрителем, а Первым Стражем. Она не помнила Ашера, она ничего не помнила из своей прошлой жизни, но, когда впервые увидела его в Доме Гильяно, ее сердце замерло. И Амрита тотчас поняла, кого пригласит в свою единственную ночь.
Танцовщицы были самыми красивыми женщинами в Доме. Но они принадлежали лилу. Ни один мужчина из Внешнего или Внутреннего круга не мог претендовать на них. Но один раз на Церемонии они могли пригласить понравившегося мужчину. Если он принимал приглашение и проводил с танцовщицей ночь в своей спальне, то получал право приглашать ее, как и всех женщин в Доме. Но мужчины отказывались от приглашений танцовщиц. Ходило поверье, что смельчак, принявший приглашение, лишится сразу всех даров лилу в Доме Гильяно – бессмертия, вечной молодости, силы и красоты. И пусть это была всего лишь пустая выдумка – никто не хотел связываться с лилу. Эти маленькие подонки мстительны, неизвестно, что у них на уме. Танцовщицы оставались девственницами, ведь лилу были слишком малы, чтобы брать их в любовницы. Но это не означало, что лилу готовы делиться своими женщинами с домочадцами Гильяно.
Век танцовщицы, как век бабочки, недолог. За пять дней до Ночи Фортуны они начинали священный танец в Зале Пробуждения, чтобы все, кому позволено, могли вернуться домой. Они падали замертво от усталости или от голода, потому что, начав священный танец, уже не могли остановиться, пока не проснется последний мертвый или пока Ночь Фортуны не сменится рассветом. Новые сестры вставали с мраморных столов в День совершеннолетних. Танцовщицы просыпались пятнадцатилетними и часто умирали уже в семнадцать лет, на своем первом танце Розы.
Амрита не говорила подругам, что собралась пригласить Ашера Гильяно. Они бы посмеялись над ней. Стражи – недосягаемый круг. Без их позволения человек перед ними не произнесет и слова, не сдвинется с места. Они обладают полной властью над чужой волей, над эмоциями. Они управляют Внешним миром. И в этом даже сильнее дона Гильяно. Они могут создавать то, что прежде не существовало. Это они приносят в мир новое, меняют его по своему желанию. Говорят, что они даже умеют создавать человеческие души.
Амрита знала, что Ашер ей откажет. Но у нее будет возможность оказаться рядом с ним, совсем близко, заглянуть ему в глаза. О большем она не мечтала. Ведь сам он на нее никогда не смотрел. Амрита не знала, как так вышло, но она полюбила Ашера Гильяно. Ей даже казалось, что она проснулась с этим чувством, потому что в Доме для нее был важен только он, она не замечала других мужчин.
Каждую Церемонию приглашения она ждала, кого же он позовет к себе. Хотела узнать, какие девушки ему нравятся. И дрожала, потому что ей казалось, что, если он кого-нибудь пригласит, у нее от ревности разорвется сердце. Но Ашер никого не приглашал в Доме Гильяно. Его мать, донна Кай, говорила: «Ашер, ты видишь слишком много. Хотя бы иногда закрывай глаза». Он видел истинные намерения людей, их скрытые мотивы, поэтому ему было сложно с ними, особенно с женщинами, а уж тем было с ним невыносимо тяжело. Потому что в душе каждой женщины два дна. Она любит, но одновременно ищет выгоду в любви.
Он даже не замечает ее, конечно, он ей откажет! «Как ты можешь любить его, ты не перемолвилась с ним и словом!» – убеждала себя Амрита. Давала клятвы не появляться на Церемонии, но выдерживала лишь один вечер, а потом проклинала себя за то, что лишилась возможности его увидеть. И постоянно повторяла: «У тебя мало времени». Времени, в самом деле, оставалось в обрез: до первого, максимум – до второго танца. Накануне ритуального танца перед Ночью Фортуны она решилась. Если Ашер откажет – она лучше умрет в танце, но не будет жить без него.
Танцовщицам не нужно было произносить словесных формул, достаточно было простого поклона, как приглашения на танец. У Амриты дрожали руки и ноги, когда она через весь холл шла к Ашеру. Замерли разговоры, дон Гильяно пристально следил за ней, донна Гильяно досадливо закусила губу, танцовщицы сбились в стайку и с любопытством ждали, что же будет. За колонной мелькнуло перекошенное злобой личико одного из лилу. Лицо Ашера оставалось бесстрастным как маска. Он откажет. Как она сможет пережить его отказ? Но отступать уже было поздно.
Низкий поклон, голова опущена, глаза смотрят в пол. Один удар сердца, второй. Ритуал выполнен, теперь она может взглянуть ему в глаза. Амрита подняла голову. Ашер
