Других вариантов у нее не оставалось: не могла же она оставить существо в неумелых руках племянника Йоханнеса. Слов условной команды ее шпионы не расслышали, но все-таки должен был быть иной способ. Говорят, таинственную фразу знают лишь двое во всем мире: ее племянник, само собой, да еще тот старик – Теллиус. Целая дюжина соглядатаев в этот самый момент рыскают по городу, выслеживают его. Если он попытается выйти через одни из главных ворот или если ему хватит глупости вернуться в свою мастерскую над лавкой, то он у нее в руках.
– Ваше величество, думаю, это существо – чудо нашего века, – сказала она и негромко рассмеялась. – Или, быть может, века прошедшего. Оно станет великолепным украшением при вашем дворе. Вспомните, Йоханнес, слова, высеченные на старинных монетах! Decus et Tutamen, «Украшение и Защита».
Племянник не улыбнулся в ответ, и леди Саллет подумала, что в ее словах могло заставить его простое лицо так помрачнеть.
– Его имя – Артур Квик, тетушка Уин. Я прошу вас более не произносить слово «существо» в моем тронном зале. Не «оно», а он теперь часть моей стражи. Я должен просить вас обращаться с ним столь же обходительно, как и с любым другим из моих придворных.
Леди Саллет смиренно склонила голову, хотя все же позволила себе на мгновение закатить глаза незаметно для напыщенного молодого короля, которого произвела на свет ее сестра. Лорд Альбус счел момент подходящим, чтобы захрапеть. Его открытый рот был спрятан под платком, которым он накрыл все лицо целиком. Только представьте себе, иногда начинало казаться, будто Йоханнес считает себя чем-то большим, нежели просто профилем для чеканки дариенских монет! Она стиснула зубы, снова подумав о старике и известной ему фразе. Теллиус. Вот он, ключ, и она получит его, даже если ей придется отправить людей прочесывать сотни миль за пределами Дариена. Не может ведь он раствориться в воздухе.
Целых два дня после нападения из засады Элиас почти все время молчал. Каждый вечер они с Дидсом съезжали с дороги и искали низину, откуда не будет заметен костер. Охотник исчезал в лесу, а затем возвращался с тем, что получалось добыть: луковицы, грибы, иногда зайцы, а на второй вечер ему даже удалось поймать упитанную змею.
Дидс не раз пытался завязать беседу, но охотник привык к тишине настолько, что, казалось, утонул в ней, и с тех пор молчание стало для него естественным состоянием. К началу второго дня Дидс и сам настолько свыкся с тишиной, что заговорить казалось ему странным, и он уже не испытывал неловкости от молчания.
Перед ними стояла задача, и Элиас Пост, по его мнению, был способен с ней справиться с такой же легкостью, с какой он мог свернуть шею зайцу или без малейших раздумий отсечь голову змее. Охотник выполнит порученную ему работу и взамен получит назад своих дочерей. Дидс не знал, как генерал собирается осуществить обмен, но предполагал два возможных варианта. Девочек можно оставить где-нибудь далеко, например на вершине холма или на дальнем берегу озера. Слуги генерала могли бы крикнуть, где искать, а затем ускакать прочь. Дар Элиаса не поможет ему догнать всадников, слава Богине. Дидс провел не один час, раздумывая над тем, как можно избежать гнева охотника. Все-таки генерал шантажировал охотника- отца с его, Дидса, помощью. Время от времени он ощущал на себе взгляд Элиаса. Выражение его лица никак нельзя было назвать дружелюбным.
На третий день около полудня путники увидели Дариен: внешняя стена города прочертила на горизонте темную линию. С возвышенности было видно, что город простирается до самых гор, даже касаясь едва виднеющегося вдалеке из-за дымки голубоватого берега. И все-таки до Дариена оставалось недалеко, город стоял перед ними, древний и укрепленный, выросший вокруг реки, которая проходила через самое его сердце, извиваясь, словно змея, которую Элиас поджарил на вертеле прошлой ночью.
На подходе к городу Дидс наблюдал за Элиасом, с удовольствием подмечая, как меняется выражение его лица: охотник пытался сопоставить размеры города хоть с чем-нибудь из того, что он видел раньше. Сама стена простояла уже несколько веков и была достаточно широкой. Элиас мог разглядеть людей, снующих туда-сюда по ее вершине, некоторые носили яркие одежды и словно неторопливо прогуливались по дорожкам парка. Видя сотни людей на вершине стены, Элиас задумался, как же она, должно быть, широка. Он негромко присвистнул, отчего Дидс за его спиной расплылся в улыбке и заговорил впервые за последние дни:
– Впечатляет, да? Когда ворота закрыты, город превращается в неприступную крепость. В этих стенах живут четыре, а то и все пять сотен тысяч человек, минейр! Там дюжина парков, каждый из которых по размерам больше твоего Вайберна. Сотня театров! Целые улицы лавок, рынков и школ. Можешь представить себе такое количество? Я и сам-то с трудом могу, а ведь мне довелось прожить в Дариене несколько лет.
Элиас обернулся к нему и пожал плечами. Голос его охрип после долгого молчания.
– Я пришел, чтобы убить лишь одного человека. Какое мне дело до стен и парков? Лучше скажи мне, ты знаешь дорогу к дворцу?
Вне себя от злости Дидс потянулся и схватил Элиаса за руку. Когда охотник, не глядя на него, двинулся вперед, Дидс пришел в ярость. Дидс был человеком дела, и чувство беспомощности в присутствии другого человека до странности оскорбляло его самолюбие. К тому времени он уже знал, что не сможет помешать охотнику убить его, если Элиас захочет это сделать. Эта мысль внушала страх, а стрелок ненавидел бояться.
– Ох, черт бы побрал твое равнодушие, Элиас! Я ведь извинился за то, что заставил тебя уничтожить тех разбойников, помнишь? Я должен был убедиться, что ты сможешь. Нет, ты сам должен был убедиться. Зачем я вообще извиняюсь? Ты ведь ни в одном городе никогда не бывал, не говоря уж о Дариене. Если ты решил, что сумеешь просто пройти мимо тысячи солдат прямиком в спальню короля, то ты ошибаешься. Они изрубят нас на куски, просто-напросто задавив
