— И что такого в этом торте особенного? — Кисло произнесла девушка, встав в полоборота.
— Счастье, — пожал я плечом.
— То есть, как это — счастье? — Не поверила Ника.
— Химически концентрированное, рафинированное и очищенное счастье несбывшегося. Родительская любовь, которой человек был лишен. Уважение коллег, которого нет, но которое так желанно. Счастье победы для тех, кто никогда не встанет на пьедестал почета. У каждого будет свое счастье. Крайне сложно отказаться от несбыточной мечты, знаешь ли… Очень сильный мотиватор.
— Тогда сам чего не ешь каждый день? — Покосилась девушка.
— А на счастливых не работает, — вновь качнул я плечом. — Торт, как торт.
— Если Ховрина узнает, что на ней женились из-за пятидесяти килограммов торта…
— Считаешь, это ее заденет?
— Конечно!
— Так я сам скажу. Объясню механизм.
— Она взбесится, — мстительно хмыкнула Ника.
— Успокоится рано или поздно, — отмахнулся я. — Вот тогда пусть и попробует конкурировать с тортом за человеческое счастье. Это ведь даже не сопернице проиграть. Знаешь, как будет обидно?
Судя по задумчивому выражению лица, Ника пыталась представить, каково это — быть счастьем меньшим, чем корж и крем с глазурью.
Хотя… Он вроде хотел вторую жену взять, не спросив первую… А тут чистокровная Ховрина… И судя по всему, та в батеньку удалась…
— Надо будет ему на свадьбу шкаф повышенной комфортности подарить. — Пробормотал я задумчиво, на всякий случай предусматривая резервный вариант.
— Давай уже выбираться отсюда, — окатив подозрительным взглядом, решила Ника перевести тему.
— Так уже летит вертолет, — посмотрел я на солнце, а потом на часы. — Как мы упали, так они сразу поднялись.
— Запланировано, да? — Вновь отчего-то обиделась девушка, и повернулась спиной, устроившись лежа на траве.
— Ника.
— М?
— А у нас медведь не сдох? — Посмотрел я с тревогой на бездвижную тушу.
Потому что кому медведь, а кому (Артему, например) — любимый дедушка. Хотя, раз успел обернуться во вторую форму, то не должен бы помереть.
— А хоть бы и сдох, — проворчала она, положив руку под голову чуть удобнее.
— Ника.
— Ну чего?
— Вылечи его, а? — Протянул я просительно.
Девушка тут же повернулась, чтобы посмотреть строго и пытливо.
— Ты с ума сошел?
— Просто, его к Артему надо доставить, — смутился я. — Не ждать же, пока он сам отрегенерирует? Потом еще в лесу его ищи…
— Максим, — приподнялась она на руке. — Он тебя чуть не убил. Я еле эту дрянь магическую из твоего тела выгнала! — Возмутилась она в голос.
— Да, но в этом была моя вина, — почесал я затылок.
Если бы не ослабил внимание… Да и князь, конечно, и есть князь — голыми руками через все защиты…
— Ты в детстве сколько раз на голову падал? — Пристально смотрела Ника.
— Я не падал, — честно припомнил в ответ.
— Я не спрашиваю, падал или нет. Меня интересует — сколько раз. Максим! — Не выдержала она показного спокойствия. — Я этого упыря лечить не буду!
— Это медведь, — поправил я.
— Вот именно, медведь! Я хирург, а не ветеринар!
— Ника, ну пожалуйста, — изобразил я то выражение лица, за которое мне обычно прощали забытую сменку и взорванную пристань.
— Ни за что! — поднялась она с земли и воинственно уперла руки в боки. — А если он на нас еще раз нападет?!
— Он не будет, — посмотрел я на медвежью тушу, старательно притворяющуюся дохлой.
Мол, вдруг уйдем в самом деле, оставив его тут. Наверняка он до сих пор ослеплен и с серьезными повреждениями, раз не нападает, но в одиночку в лесу выжить сможет — нюх ему вполне заменит зрение, пока то заживает, а конкурентов ему и близко никого нет..
— Да что ты говоришь! — Едко отозвалась Ника на мое заверение.
— Он нам пообещает, — внимательно смотрел я в сторону медведя. — А я буду тебе должен.
— Пытать начнешь — точно помрет.
— Зачем пытать? — Продолжил я прежним тоном. — Вот кстати, ты знаешь, что самое вкусное и съедобное у медведей — это пятки?
— Это ты к чему говоришь? — С подозрением уточнила девушка.
— Так ему все равно регенерировать несколько дней. А я проголодался.
— Максим, что ты говоришь вообще! Это же человек!
— То человек, то медведь, — проворчал я, поднялся и направился в сторону медвежьей туши. — Во первых, это килограмм шестьсот медвежатины.
За пять шагов до нее, медвежатина стала медленно отползать в направлении леса.
— Вот, живой же! — Обрадовался я. — Ты смотри, а ушки уже целые, раз нас слышит.
Князь в медвежьем обличии замер.
— Александр Олегович, — обратился я к нему. — Варианта два. Либо вы даете слово, что будете вести себя хорошо. Тогда мы лечим вас, даем новую одежду и доставляем до внука. Либо мы пробуем ваши пятки на вкус, при вас. Вы же не полагаете, что меня можно убить просто так, без последствий? — Оскалил я зубы.
Медведь нервно дернул ушами.
— Потом я оставлю вам жизнь, но проламываться через лес на чужой территории, уходить от всех загонных охот на такую сладкую и ослабленную добычу и с позором добираться до внука вам придется самостоятельно. Решать, безусловно, вам.
— Я даю слово, — неохотно выдала медвежья пасть тоном, мало походящим на человеческий голос, но вполне разборчивым и понятным.
— Ника? — Повернулся я к чуть ошарашенной девушке.
— Ты же не стал бы есть пятки живого человека? — Шепнула она, проходя мимо.
— Да у меня даже костра нет, — развел я руками.
Та вроде успокоилась и продолжила движение. Затем запнулась, чтобы тут же резко обернуться, окатив подозрительным взглядом. Но в очередной раз требовать прямого ответа не захотела — возможно, для личного спокойствия.
Я же наблюдал со стороны, как зарождается вокруг Ники, присевшей рядом с медвежьей мордой, яркое сияние — вторым солнцем, ослепительным, но согревающим целебным светом только вниз. Коричневая туша содрогнулась
