Хотя узнать танк в этом раздавленном корпусе можно было с трудом.
— Так что это? — Жаждала Ника пояснения.
— Допустим, у нас есть два аристократа, — начал я издалека. — Они повздорили. Что будет дальше?
— Попытка примирения сторон, — с готовностью отозвалась девушка.
— Предположим, не получилось. Да, честно говоря, никогда не получается, — пожал я плечами. — Статистика именно такая. Далее у нас дуэль или война, верно?
— Ага.
— Но вот незадача, — поджал я губы. — На дуэли ведь и помереть можно. Силу никто сдерживать не станет.
— Война — тоже место неспокойное, — поежилась Ника, продолжая наблюдать, как корпус поврежденного танка вытягивают из почвы.
— А ведь жить — хочется, — поддакнул я. — Поэтому есть решение.
Ника вопросительно подняла бровь.
— Малая война. Это, знаешь, что-то вроде признания поражения, но без поражения. Вот есть конфликт между уважаемыми господами. Они объявляют друг другу войну. Тот, кто осознает близость беды, двигает к границам своего противника пять-десять танков. После чего другая сторона сминает эти танки, с экипажами внутри, до состояния мятой консервной банки, — буднично поведал я, указывая подбородком на то, что удалось поднять из земли на поверхность.
— Так ведь война вспыхнет только с новой силой…
— Отнюдь. — Повернулся я к Нике. — В современной практике, этого достаточно, чтобы снять взаимные претензии. С одной стороны, нападавший ссылается на бездарность танкового подразделения и не несет урона чести, потому что его тут нет. А нет его тут потому, что обида не настолько велика, чтобы присутствовать лично…
— Какая-то ерунда, — отозвалась Ника, недоумевая.
— Вторая сторона довольна, потому что ущерб первой стороне нанесен значительный, плюс развлечение и реальная победа, которую можно занести в книгу рода.
— Но так же нельзя…
— Недовольны только экипажи танков, жизни которых никого не интересуют, а так же жители близлежащих деревень, дома которых эти танкисты вынуждены штурмовать для имитации атаки. Аристократы же не теряют ни грана чести. Спор решен к взаимному удовлетворению сторон. Можно пожать друг другу руки, а завтра разругаться вновь.
— И часто так? — Дрогнул голос Ники.
— Чаще, чем ты можешь себе представить, — сложил я руки за спиной и качнулся с пятки на носок. — Я считаю, что это неправильно.
— Конечно! — С жаром согласилась она. — Надо как-то сообщить в газеты, на телевидение! Это ведь фарс, в котором умирают люди!
— Хочешь рассказать аристократам, что они развлекаются неправильно?
— Да!
— А кто ты, чтобы указывать им, как жить? — Произнес я без желания подначить, устало.
— Но общественность…
— Ника, аристократы уже привыкли, что за них должен умирать кто-то еще. А ты хочешь подвергнуть их жизнь опасности. Тебя не поймут.
— Ты именно это место хотел мне показать, или будет какое-то еще? — Поджала она недовольно губы.
— Именно это, — ответил я, примирительно улыбаясь. — Сейчас эту и еще несколько других машин вынут из земли и отправят на ремонтные заводы. Там их доведут до внешне целого состояния и продадут тем, кому нужен дешевый танк для самоубийственной атаки.
— Получается, ты потворствуешь…!
— Я хороню мертвых, — поднял я немного голос, чтобы оборвать поток ее возмущения. — Хороню через три, пять, десять лет после смерти. Ищу, разыскиваю информацию о малых войнах и достаю металлические гробы.
— Чтобы сделать новые гробы для живых?
— Мои танки на радиоуправлении. Это дешевле, это сохраняет жизни. Это позволяет мне таскать по железным дорогам кучу другой техники без лишних вопросов, и это мое дело, — подытожил я. — Но мне не нравится, что сейчас происходит, как и тебе.
Я отвернулся от кипящей вокруг остова танка деятельности и направился к машине.
— Так зачем ты хочешь стать императором? — После долгой паузы, когда мы сократили расстояние до авто вполовину, спросила Ника.
Она все еще отходила от увиденного, и вряд ли желала прямо сейчас услышать ответ. Но раз мы прибыли, и раз у нас была такая цель…
— Слово «Честь», которым аристократы так гордятся, искажено и размыто. Нужен тот, кто заставит их соблюдать правила и не выдумывать новые ради сохранности собственных шкур.
— Для этого у нас есть свой император.
— Значит, этот — не справляется, — покачал я головой.
— И ты задумал его сместить? — Иронично посмотрела девушка.
— Вовсе нет.
— Тогда? — Посмотрела она удивленно. — Ведь не может быть двух императоров.
— Немного эгоистично с твоей стороны требовать справедливости и единых правил только для нашего государства. Есть иные страны, с похожими проблемами. Им тоже требуется регулирование и третейский суд.
— И как же ты собрался влиять на весь мир? — Послышалось в ее голосе усталое равнодушие, как бывает в разговорах про небылицы.
— Я же рассказывал, помнишь? Про княжеский разряд?
— А? — Недоуменно посмотрела Ника, а затем вспомнила. — Но причем тут…
— Да ведь тут то же самое. — Оставалось только пожать плечами. — Надо сделать нечто, достойное коронного разряда.
— И что же это?
— Например, быть способным уничтожить мир, — доверительно шепнул я.
— А, ну если так, — понятливо покачала Ника головой, ободряюще улыбнувшись. — Это, конечно, солидно.
— Приятно, что ты меня понимаешь, — даже немного расчувствовался я.
— Понимаю, — мягко ответила она. — И знаешь, что именно я понимаю?
— Ау?
— То, что ты гребанный псих!!! И знаешь, когда я восстановлюсь в университете, я переведусь на психолога! Потому что по тебе докторскую диссертацию писать можно!!! Подумать только, уничтожить мир!
— Можно всего половину!
— Конченный псих!!! — Быстро зашагала она от меня к машине.
«Ну вот», — даже расстроился я легонько. — «А я хотел ей первый рубильник показать».
Всего пультов у Борецких было три, и два еще предстояло отыскать для синхронизации системы и определения главного для координации удара… Удара, который они так и не смогли совершить, поверив
