– Тебя что-то волнует? – Ворон был верен себе. Он мог ввалиться в ставшую бойней столовую, ворочать пушки, поднимать бокалы, ехать сквозь ночь, на манере говорить это не сказывалось.
– Не знаю, волнение ли это…
– Значит, тебе что-то не нравится.
– Луна, – не стал отнекиваться Фельсенбург, – в тумане она похожа на фонарь. Мы с такими морочили у Эзелхарда китовников. Монсеньор, вчера я не спросил вас о двух вещах. Почему граф Савиньяк, я имею в виду Проэмперадора Севера, расстался со своей лошадью, и как вы поняли, что надо бить? Уилер сказал, вы ударили сразу, а Мики… мертвого адъютанта от самых ворот не видно, я проверял. Вы почуяли бесноватых, или тут что-то другое?
– Что в форте полно нечисти, я в самом деле почуял, хотя дело скорее было в тебе.
– Во мне?!
– Как выяснилось. Рядом кто-то огрызался, как я сам пятнадцать лет назад… Чувство, между нами говоря, не из приятных: ты подъезжаешь к форту и при этом уворачиваешься от летящего в тебя кинжала, теряешь оружие, загораживаешься покойником… Где дерутся, я сообразил сразу, часовые при таком раскладе не могли не быть в сговоре с убийцами, а объяснять, хоть бы и Уилеру, было дольше, чем прикончить троих увальней. Что до Грато, то он слишком приметен, Лионелю пришлось его временно оставить.
– Я своего тоже оставил… Когда отправился в Эйнрехт, хотя зачем вам это?
– Видимо, за тем же, зачем тебе граф Савиньяк и луна… Нас догоняют. Конский топот в ночи всегда загадочен, не находишь?
– Как-то не думал.
– Очаровательно.
– Что?
– Ночь, непонятные всадники и твое признание. Те, кто в самом деле не думает, ибо неспособен, вечно намекают на глубины своих размышлений. В юности такие господа меня изрядно бесили, теперь для этого слишком много войны. Что ж, подождем.
Луна решила так же: светящаяся тарелка вывалилась, наконец, из облачного одеяла и повисла перед глазами, живо напомнив бесславно погибший фельдмаршальский сервиз. Хорошо, что до Бруно полхорны и целая ночь! Скоро они доберутся до «лиловых», Алва выпьет с участниками боя у захваченной батареи и отправится дальше уже без Фельсенбурга. Жаль, и на алатов глянуть заманчиво, но лучше остаться со «спрутами». Вдруг Придд после можжевеловой сообразит, что же не так со всем миром и будущим братцем кесаря.
– Это нужно пережить хотя бы раз, – внезапно заметил Алва, – правда, одним разом ограничивается редко.
– Пережить? – не понял Руппи.
– Съесть, спеть и познать себя. Балинту удалось то, что так и не вышло у клириков: совместить парение духа с очень земной радостью… Валме опять угадал, где появиться, поразительное чутье. Впрочем, предоставлю-ка я ему выбор.
Вынырнувший из темноты всадник, видимо, упомянутый Валме, на офицера походил не слишком, но, судя по солидному конвою, таковым являлся. Умело осадив пегую мориску, вновь прибывший отточенным дворцовым жестом отпустил охрану и доложил:
– Офицер для особых поручений при особе явился в поисках если не оных, то хотя бы сносного ужина.
– Рыба, пиво и Катершванц у бергеров, – Ворон отнюдь не был удивлен странным приветствием. – Что подают у Придда, не представляю, но после мы с Рупертом в любом случае едем на мешанку. Руперт, перед тобой виконт Валме. Марсель, представляю тебе графа фок Фельсенбурга.
– Рад знакомству, – виконт немедленно протянул руку. – В вас явственно ощущается нечто кэналлийское. Я вынужден вам это сказать, поскольку в противном случае мне пришлось бы сказать Рокэ, что в нем ощущается нечто дриксенское, а для регента Талига сие непозволительно.
– Сегодня, – отмахнулся Алва. – Вчера я себе это позволил. Если ты предпочитаешь рыбу, от Приддов повернешь налево.
– После Обросшего яйца я предпочитаю мясо. Руперт, я слышал, что вы в дружбе с кошками, но в ряде случаев львиная собака незаменима. Готти, поздоровайся с будущим герцогом Фельсенбургом.
Словно соткавшееся из снега огромное мохнатое создание басовито гавкнуло и подпрыгнуло, что-то схватив на лету. Раздался радостный хруст, и Руппи осознал, что голоден, причем зверски.
Глава 4. Гельбе
1 год К. В. Ночь со 2-го на 3-й день Зимних Скал
1
«Дядька Пал, усы торчком, шапка алая с пером, – четвертый раз кряду жаловалась Мариша, – неужели пойду к церкви я с постылым женихом?»
Поначалу Робер не разобрался в Маришиных бедах: чужие песни, тем паче старинные, не команды, которые конник если и не поймет, то враз почует. Пришлось спрашивать, витязи ухмылялись и наперебой объяснили, что Цып с родней принуждали девушку к постылому замужеству, упирая на то, что кабанчика уже зарезали, кур ощипали, колбас навертели и перин понабивали. Честная Мариша растерялась, и быть бы ей за тощим Цыпом, если б дядька Пал в шляпе с пером не присоветовал цыповой мамаше продать мясо на базаре, а девушке – никогда не платить за то, чего она не просила.
– А знаешь, – внезапно признался Эпинэ, – меня ведь так же в оборот взяли. Не с перинами, конечно, но… Был словно бы должен за то, чего никогда не просил. Левий… покойный кардинал Талига еще пытался мне мозги вправить. И ведь видел же я, что он прав, а все равно… Жаль, не знал ты его высокопреосвященство!
– Почему не знал? Знал, хотя брат с дедом знали лучше. Левия нам в Черную Алати сватали, да не срослось. Хороший человек, не забыть бы помянуть, сейчас-то нельзя.
– Нельзя?
– Так мешанка ж! Стороннего пить нельзя, пока чипетки не кинем…
– Ясно, – кивнул на самом деле мало что понявший Робер, – а про дядьку Пала надо всё время петь? У вас же много песен.
– Много, только Балинт эту не просто так выбрал Когда сало вытопилось, лук или мясо дозрели – и так видно, зато пряности надо так разнести, чтоб они друг другу помогали, а то или в кучу собьются, или первая вторую ждать замается и выдохнется.
– Так Мариша у вас вроде часов?
– Точно! Ну и привет от Балинта Старого… Вроде он за нами приглядывает.
– Вторая перцовая! – завопили от костра. – Ох, хорошо идет…
– Ну все! – отдувающийся Дьердь уселся рядом. – Теперь до чипеток только девчонок вспоминать. Тебе-то есть кого?
– Кого вспоминать, есть. – Им он скажет, им можно. – Была девушка… Два года любил… Молча, она не знала ничего, потом всё как кровь в песок ушло. Только б и она беду свою забыть сумела! Смерть, вечная разлука, нелюбовь – это страшно, больно, но чистые раны заживают, а вот когда душа в язвах… Что-то я непраздничное несу.
– Правильное ты несешь, – сверкнул глазами витязь. – Не был бы маршалом, позвал бы я тебя в свой соколец. Вот сейчас бы и позвал!
– Сейчас? – слегка растерялся Эпинэ. – Почему сейчас?
– А то опять с Балинта повелось, – пришел на помощь Гашпар. – Не мог он к
