Мари стояла перед ним обнаженная. Спиной она ощущала жар от горящего очага, а остальным телом – жар от взгляда Ника. Она часто представляла себе этот момент – представляла, как будет нервничать, представляла свое возбуждение. Но она и представить не могла удовольствия, которое охватило ее при виде того, как жадно глаза Ника изучают ее тело.
– Ты такая красивая… идеальная. – Его голос стал глубже.
– Твоя очередь, – сказала она, но когда он начал снимать тунику, она шагнула к нему и остановила его руки. – Я хочу сама. Можно?
– Мари, тебе можно все.
Она улыбнулась.
– Осторожнее со словами, Ник, а не то наживешь себе проблем.
– Знаешь, моя прекрасная Жрица, в чем заключается главная беда проблем? – Он поднес ее ладонь к губам, поцеловал ей запястье и медленно, нежно заскользил губами по внутренней стороне руки. Добравшись до сгиба локтя, он остановился и посмотрел на нее с хитрой улыбкой. – Все они начинаются с удовольствия.
– Посмотрим, с каких удовольствий начнем мы. – Она сняла с него тунику и бросила ее на пол. Провела руками по его обнаженным плечам и груди. – Мне нравится, что ты твердый там, где я мягкая. И это мне тоже нравится. – Она игриво потянула за поросль кучерявых светлых волос у него на груди. Ее рука скользнула ниже, нежно коснулась мышц живота и остановилась на поясе его штанов. Ник судорожно втянул воздух. – Я все делаю правильно?
– Более чем.
– О, хорошо. Ты не мог бы встать?
Он поднялся, и она, сняв с него штаны, отступила на шаг, изучая его тело.
– Когда я видела тебя обнаженным в последний раз, ты выглядел иначе.
– Тогда я был болен и едва жив. Надеюсь, под «иначе» ты имеешь в виду «лучше»?
– Определенно. – Она протянула руку и коснулась его, чувствуя, как он дрожит под ее ладонью. – Ты весь трясешься.
– Я знаю. Ничего не могу с собой поделать. Твои прикосновения – они как солнечный огонь.
– Мне остановиться?
– Нет! Не останавливайся ни в коем случае.
Ник притянул ее к себе, опускаясь на тюфяк и покрывая ее глубокими, жадными, нежными поцелуями. И тогда Мари открыла простую, но чудесную истину: они подходили друг другу как нельзя лучше.
34
Занялся рассвет, а пир все продолжался. Смерть и его новоиспеченные Жнецы собрались на храмовом балконе и даже заняли главные покои, наполнив Храм пронзительным гвалтом подвыпивших мужчин и женским хихиканьем.
Голубка свернулась у входа в их с Верным Глазом импровизированную спальню. Она коснулась ароматной занавески, сплетенной из сушеной лаванды. Раньше этот запах напоминал ей о любви и счастье. Теперь он навевал лишь печаль и служил напоминанием о том, что она потеряла, когда ее возлюбленный преклонил колени перед Богом Смерти.
Голубка окончательно перестала надеяться, что ее Заступник очнется – придет в сознание, пусть даже всего на несколько секунд. Она все так же тосковала по его объятиям, в которых чувствовала себя такой защищенной, и мечтала о том, чтобы еще хоть раз поговорить со своим возлюбленным. Но сейчас ей нужно было сосредоточиться на выживании и побеге – ибо одно равнялось другому.
С дальнего конца покоев Богини до нее донеслись визги и хохот. Голубке не нужны были глаза, чтобы понять, что там происходит, и постараться привлекать как можно меньше внимания. Она слышала, как люди Бога преследуют ее Помощниц, а те делают вид, что убегают, хотя все неизменно заканчивалось одинаково: их ловили и тащили на лежанку или брали прямо на месте, на глазах у всех, под одобрительные крики остальных Жнецов.
А в центре всего Голубка слышала зычный голос Бога, подбадривающего своих людей.
Звук Его голоса был ненавистен ей настолько, что временами она забывала дышать.
Она услышала мягкие шаги одной из своих Помощниц и еще до того, как та заговорила, поняла, что это Лили, ее единственная подруга и наперсница.
– Он требует твоего присутствия, госпожа. – Голос Лили был исполнен жалости.
Голубка кивнула и пригладила волосы.
– Я ждала, что Он меня позовет.
– Может, мне сказать Ему, что ты больна? Или что у тебя началось лунное недомогание?
– Он поймет, что это ложь. Я пойду. – Она встала. – Как я выгляжу?
– Чудесно, будто сама Богиня.
– Я и не знала, что люди считали меня красивой, – сказала Голубка. – А потом мой Заступник обратил на меня внимание и сказал, что я прекрасна лицом и телом, и я была так счастлива! А теперь я жалею, что я не древняя сморщенная старуха, какими были Стражницы. Тогда Он оставил бы меня в покое! – вырвалось у нее.
Лили придвинулась поближе.
– Я слышала, о чем они говорят. Сегодня вечером они уходят в Город-на-Деревьях. Они атакуют Других после заката.
Голубка сжала ей руку.
– Тогда нам тоже нужно уходить сегодня! Мы готовы?
Лили кивнула и шагнула еще ближе, чтобы никто не мог их подслушать.
– Я сделала все, как ты велела.
– Хорошо. Я придумаю, как скрыться от глаз, не вызывая Его подозрений. После этого мы с тобой покинем это место, потому что я никогда не встану на сторону этого чудовища – ни в лесу, ни где-либо еще!
– Голубка! Твой Бог ждет!
Лили дернулась от Его крика, и Голубка снова пожала ей руку, прежде чем выпустить ее.
– Помни, – зашептала она Лили, – мы поклоняемся Богине, Великой Матери, самой Жизни. Будь готова. Я уверена, Она поможет нам сбежать от Смерти.
На самом деле Голубка вовсе не была в этом уверена, но она думала об этом, молилась и надеялась, что силой воли превратит желаемое в действительное.
– Я спрятала наши сумки у стен Храма. Жаль только, что у нас не было времени подготовиться получше, – шепнула в ответ Лили.
– Голубка! – взревел Бог.
Голубка выскочила из спальни в покои, которые знала так хорошо, но Лили догнала ее и взяла под локоть.
– Не ходи за мной. Я не хочу, чтобы ты лишний раз попадалась Ему на глаза. Ты же знаешь, Лили, я прекрасно ориентируюсь в Храме.
– Только не сегодня. Ты и представить не можешь, где только ни совокупляются Жнецы и Помощницы. – Голос Лили был полон отвращения.
– О… Понимаю. Хорошо; тогда веди меня.
Вместе девушки пересекли шумную, набитую людьми комнату. В ноздри Голубке ударил густой и кислый запах секса, смешанный со сладковатым ароматом забродившего яблочного напитка, который лился в Храме рекой. Она сглотнула, борясь с тошнотой.
Голубка ненавидела этих людей. С каждым днем армия Бога набирала силу. Жнецы становились все наглее и приобретали все больше звериных черт. Обряды, которыми жил Храм, оказались забыты. Бог пробудился, и Ему мало было причудливых традиций и древних ритуалов.
Голубка решила, что больше всего на свете Смерть желал хаоса.
– Вот ты где, пташка!
Она грациозно поклонилась Ему.
– Господин, чем я могу Тебе служить?
– С того места, где ты стоишь, – ничем.
