– Сколько я провалялась без сознания? – ужаснулась Луиза.
– Не так уж и много.
– Они злы на меня?
– Я ж говорю, перегрызлись, – рявкнул Нильс. – Думаешь, из-за чего? Дура. Они бы сами отдали его Дону на блюдце за все то, что он наворотил, если бы ты не полезла вершить самосуд!
– Я никогда никого не судила и не стану впредь. Я буду казнить, – медленно ответила Луиза.
– Ишь ты, – сказал, как сплюнул. – Но все равно непонятно, чего ты добиваешься. Куда ты идешь, чего хочешь, если тебе не нужны ни мужики, ни тряпки, ни деньги? Даже собственная шкура не дорога? Ты какая-то… блаженная, что ли? Может, тебя роняли? А?
– Мать хотела задушить меня в колыбельке, если это считается. А чего я хочу? Хотела… Я всегда хотела быть кому-то нужной. Хоть немного. Прибивалась куда могла, как бездомная шавка. И сейчас, чую, снова получу пинка. – Луиза оскалилась в кривой, но широкой улыбке.
– Дура дурой. Ладно, если ты такая храбрая, я пойду и достану попить, а то у тебя жар и физиономия красная, как буряк. Никуда не уходи.
Девушку снова прохватил озноб, неизменный спутник лихорадки. Ее не удивляла собственная болезнь: она так и не поберегла ран, скакала без устали, без сна, питья и еды, а потрясения прошлой ночи только доконали ее. Какая же она все-таки слабая.
Но, вопреки всему, живая.
Нильс устроил ей лежанку в нише, отгороженной от большого «зала» в пещере известковым наростом не выше ширмы в будуаре кокетки.
На полу обнаружился обрывок вонючей рогожи. Луиза накинула его на плечи и стянула углы на груди, как шаль.
За перегородкой негромко переговаривались. Ей повезло, что новому главарю удалось приструнить бандитов так быстро. Он не был бессмысленно жесток, этот Алонсо. Быть может, он не будет рубить с плеча, забывшись в собственных амбициях, как Вендель. Возможно, он даже позволит ей уйти.
***На следующее утро прибыло подкрепление осады. Сама Луиза ничего не видела, но Нильс теперь без обиняков доносил до нее последние новости. Живописал он красочно:
– Целая поиметая армия! Этот Дон пригнал сюда все, что имел. Там натурально артиллерия, как еще катапульту не высрал. С таким арсеналом можно город взять, а он за Чайку! Не, он мужик, конечно, и ее жалко, хорошая была, хоть и злючка. Но помирать за их шуры-муры… Дрянь дело.
Луизе совсем не хотелось размышлять о цене жизни, любви и ненависти. Тем более вслух. Ее волновало другое.
– Если Бориславу так нужна голова убийцы, почему Алонсо не спустит по склону тело Дьявола? – недоумевала она. – Столкнуть, и дело с концом.
Останки Венделя лежали у стены, завернутые в мешковину от головы до самых сапог. Материя давно стала грязно-бурой от крови в тех местах, где пули Луизы поразили бывшего главаря бандитов. Одно счастье, что в горах не водились мухи-трупоеды, а то от них не было бы спасенья – искусали бы и живых.
Луиза старалась не смотреть в сторону тела.
– А тролль его знает. – Нильс поскреб ребра. – Думаешь, можно от лошадей блох подцепить?
– Скорее от этих лежанок. Эй, не меняй тему! – спохватилась она. – Ты же слышал их треп.
– Ну, слышал. Но я по-ихнему не все понимаю, говорят, как харкают.
– Нильс.
– Говорят, нужно, чтобы спустился переговорщик. Рассказал, как все было. Да только никто не знает правды. Каждый толкует на свой лад. Пуще всех твой Хорхе заливается, чтоб его разорвало.
Раньше Луиза бы огрызнулась, дескать, Хорхе не ее, но теперь ей было все равно, в какие слова Нильс облекает суть.
– Я знаю правду. Всю, от и до.
– И думать не смей. Не суйся вперед.
– Это неизбежно, – отрезала она. – И ты это знаешь.
Девушка слышала, даже если бы заткнула уши, как бандиты спорят между собой. Она уже знала, какие мнения ходят среди иберийцев, ей лишь хотелось, чтобы Нильс подтвердил ее догадки, ведь он остался единственный не чужим ей человеком.
Кто-то говорил, что брат с сестрой не поделили таинственный хабар, о котором не хотели рассказывать остальным. Кто-то ставил под сомнение их родственные узы и поливал грязью, приписывая Луизе и Венделю противоестественную связь. Меньшинство считало, что девке нипочем было не завалить Белого Дьявола и она просто оказалась поблизости.
Но никто не сомневался, что смерть Чайки на его, Венделя, руках. И никому не было до этого дела.
– Я выйду к ним. Не спорь! – Нильс махнул рукой, не дав ей возразить. – Я ведь так и не отдал тебе долга. А ты уйдешь.
Луиза запустила пальцы в волосы. Они были грязные, всклокоченные и пахли болезнью. И откуда в бывшем каторжнике такое железное стремление сдержать слово? Слово, которого она не просила, не брала, не вырывала.
– Забудь, Нильс. Я освобождаю тебя от кровного долга. Я знаю, с минуты на минуту Алонсо скажет свое последнее слово, и ты здесь ни при чем. Спасай свою жизнь, пусть хоть кому-то это удастся. И все получат по заслугам.
– Благородная, значит, – прищурился он недобро. – Кровь дворянская взыграла, значит. Только не надо мне твоего благородства. Я делаю как знаю, а знаю я, что ради меня никто – слыхала? – никто собой не рисковал. Ногтя обкусанного за мою шкуру не давал. А ты полумертвого на себе тащила. Я тебя с дерьмом мешал всю дорогу, думал, ты последняя крыса. А тебе все побоку, принцесса, сути своей никакой грязью не скроешь.
– Я освобождаю тебя от долга, Нильс, – повторила она. – Но, если хочешь, будь мне союзником. Не вместо меня будь, а рядом, по правую руку.
Каторжник не успел ответить. Густая, будто вылепленная из ночи, тень накрыла их. Подняв глаза, Луиза увидела Алонсо: одна рука на кнутовище, другая властно оглаживает рукоять револьвера; за спиной – бывшие люди ее бывшего брата.
Цепляясь за стену, Луиза поднялась на ноги. Не дело это – валяться в ногах у главаря. Нильс встал рядом, придержал за локоть.
– Я вижу, ты уже можешь стоять.
– Могу, Алонсо.
– Теперь тебе должно называть меня сеньором. Ходить ты тоже можешь?
– Могу, сеньор, – хмыкнула Луиза. – Куда прикажете идти?
Главарь не стал размениваться на то, чтобы наказывать ее за непочтительный тон. Какая, к дьяволу, разница, если ей не дожить до заката?
– Ты пойдешь к Дону и ответишь на все его вопросы. Мы не намерены больше ждать или рисковать еще хоть одним мужчиной в банде. Нас и так мало осталось.
Решили откупиться ее жизнью. Все же как могла она полагать, что перестала быть для бандитов чужачкой? Ее терпели только из-за Венделя, но теперь его нет в живых. Луизу опалило злорадство.
– Я согласна. И пойду немедля. – Она подняла к потолку палец. – Вот только как нам быть с тем, что Дон Милошевич требовал голову убийцы его жены? Боюсь, моя его
