Наконец Олле и Анхен достигли дальней стены, где за перегородкой раздавались твердые, но суетливые шаги. Кто бы там ни прятался, он не мог не слышать грохота выломанной двери и теперь был напуган. Олле хищно ухмыльнулся.
– Здесь, или я съем свою шляпу! – Он приблизился к хлипкой дверце и пропел: – Тук-тук! Хозяин, принимай гостей!
– Именем Крысиного Короля, откройте! – вставила Анхен.
Олле вскинул бровь.
– Решила поиграть в констебля?
Она вспыхнула, но ответить не успела – из-за двери раздался нервно-надтреснутый мужской голос:
– Сию… Сию минуту! Я открываю!..
Через мгновение щелкнул замок и дверь отворилась. Миннезингер вошел не спеша, вразвалку, потому что по собственному опыту знал, как сильно это пугает, но вскоре замер, ошеломленный. В каморке, которая казалась светлой и роскошной по сравнению с остальным притоном, стоял, сгорбившись, Отравитель. Через несколько гулких секунд Олле понял, что обознался: человек перед ним лишь отчаянно старался походить на Антуана Спегельрафа. Он был ниже ростом, плотнее фигурой, обладал здоровым румянцем фермерского сынка и неряшливыми волосами, выбеленными каким-то аптекарским составом. Олле брезгливо скривился.
– Ты знаешь, кому принадлежит этот город? – Анхен приступила к делу.
– Разумеется, все мы подданные светлой королевы Агнесс Линдберг-Спегельраф, супруги короля Антуана, – заблеял поддельный Отравитель.
– Не глупи, уродец! Я говорю о том городе, в котором живешь ты и твои болезные. – Она угрожающе приблизилась, держа большие пальцы за широким поясом.
Олле решил, что стоит похрустеть костяшками для острастки – театральный жест, а такой эффектный! Лже-Антуан сглотнул и принялся лепетать, что он-де прекрасно знает о поборах Теодора, но его ночлежка не обязана ничего платить, ведь она полностью бесплатна для бездомных почитателей короля.
– Я был его прислужником в ратуше! Самым верным! После той трагедии я находил страждущих на улицах города и приводил сюда. Здесь мы продолжаем чтить короля, молиться о его возвращении и приобщаемся к мудрости, что он нам даровал!
– Ты о зелье? – вскользь уточнил Миннезингер, обходя комнату. Его заинтриговал тяжелый пурпурный балдахин в углу, и он понемногу приближался к его краю.
– «Поцелуй короля» – не зелье, а эликсир! Эликсир просветления! У меня был рецепт, который Его величество однажды оставил на алтаре!
– Я думаю, что ты лжешь. Я знаю, что у тебя есть деньги. Я уверена, что твои мозги еще не настолько иссушены просветлением, чтобы ты и дальше пытался обманывать Крысиного Короля.
Анхен и правда стоило бы податься в констебли, а не в шестерки Теодора. Хозяин притона покрылся испариной и пошел красными пятнами, которые поползли вниз по шее к вырезу затасканной рубашки. Но тем не менее он упорствовал и все отрицал, нелепо и фальшиво взывая к милосердию.
Стоя лицом к этой странной паре, Олле нащупал край балдахина – тот был слишком велик для этой комнатушки и, свисая с потолка, стелился по полу на добрых полметра. Мужчина отвернул край ткани и заглянул за нее.
Без всякой кровати, на постеленных в ряд соломенных матрасах лежали четыре молодые женщины. Три из них свернулись зябкими клубками и прижались друг к дружке ближе к стене, а третья, совсем еще юная и какая-то полупрозрачная, распростерлась у края, бестолково и беззвучно шевеля губами. Глаза у нее были совсем стеклянными, а задранная нижняя юбка перемазана бурой кровью.
– Скажи-ка мне, королевский верноподданный, – заговорил Олле не своим, глухим и бесцветным голосом, – этим женщинам было нечем расплатиться за «Поцелуй короля» или ты сам решил, что можешь воспользоваться ими? Выбрал тех, что посвежее? А может, ты и приторговывал ими здесь же?
Анхен в один прыжок оказалась у занавеса и сунула за него голову.
– Драная Фрейя!
– Вы ничего не понимаете! Вы не знаете! – заголосил лже-Антуан, отступая к выходу, но девушка оказалась проворнее и заступила ему путь.
Олле и сам не заметил, как нащупал витой шнур от балдахина и с силой рванул его на себя. Ткань рухнула на женщин, но ни одна из них не издала ни звука, даже не пошевелилась.
Через пару мгновений Миннезингер обнаружил себя затягивающим петлю из шнура на шее хозяина притона. Вокруг все плыло в красном мареве, и он не слышал хрипов этого человека и предостерегающих криков Анхен, не чувствовал, как ногти ублюдка впиваются ему в предплечья в попытке спастись. Олле не заметил даже, что его черная повязка сползла вниз и теперь налитые кровью глаза отравителя в смертельном ужасе изучают его пустую правую глазницу.
– Отпусти его! Отпусти, кому говорят! – Анхен повисла на его плечах, силясь разомкнуть руки Олле, но тот был сильнее. Наконец он услышал ее и ослабил шнур.
Отравитель хрипел и кашлял, его лицо сменило цвет с поросячьего розового на багровый оттенок лежащего на полу балдахина.
– Я все отдам! Не… не убивайте!
Деньги. Миннезингер напрочь забыл об их главной задаче, но Анхен помнила. Ей удалось отстранить Олле и снова взять переговоры на себя.
– Выкладывай! В этот раз мы забираем все, в наказание за обман. И через неделю в этот же час вернемся.
Мошенник прытко пополз на четвереньках до окна, пошарил под массивным подоконником и извлек пачку мелких купюр, обвязанную полоской бумаги и шнуром. Олле равнодушно отметил про себя, что это больше, чем могли отдать пекарь и стекольщик с этой улицы, вместе взятые.
– С этим все, – отрезала Анхен. – Пошли, или меня вывернет прямо здесь.
Вид у нее и вправду был болезненный. Не дожидаясь его, она развернулась и молча пошла к выходу. Миннезингер еще раз взглянул на хозяина притона: тот забился в дальний угол и растирал шею одной рукой.
Олле не поторопился скрыть свое увечье за повязкой: роль чудовища ничем не хуже роли героя, она так же быстро проникает в разумы и остается там навсегда. Он склонился над скорчившимся хозяином, позволив еще раз полюбоваться своим изуродованным лицом, и прошипел:
– Мы вернемся через неделю. Но я вернусь через два дня. И если ты все еще будешь здесь, я закончу начатое. Я убью тебя.
***Плакаты осуждающе смотрели на Олле с каждой двери, ограды, фонарного столба. Тираж был таким же огромным, как в период предвыборной горячки в Хестенбурге. За неделю они успели пообтрепаться на ветру и намокнуть под дождем. Взгляд девушки, изображенной на них, был спокойным, но преисполненным печали. На вкус Миннезингера, в нем заключалось главное сходство с оригиналом.
Покончив со сбором дани – остальные подданные оказались не в пример сговорчивей, – они с Анхен были обязаны до заката вернуться в Угол и внести деньги в казну. Весь этот сюжет с Крысиным Королем, его одновременно смехотворной и пугающей резиденцией, казной, подданными и прочими условностями и ужимками казался Олле гротескным. Город существовал сразу в нескольких реальностях,
