«Она оправится», – подумала девушка, а вслух спросила:
– Есть тут какой-нибудь потайной выход? Мне нужно увезти все это.
Пилар покрутила в узловатых пальцах стакан, плеснула в него добавки и слабо хмыкнула:
– Смеешься?..
– Не думаю, что способна.
– Это только кажется. Я схоронила троих женихов. Родителей. Мужа. Сестру. Ее дочь. А скольких потеряла ты, девочка?
Луиза тряхнула волосами, избавляясь от пут вкрадчивого голоса. Этот голос мог петь так, что слышащие его теряли головы. А ей сейчас голова была нужнее всего.
– О потерях мы поговорим позже. Мне нужно выбраться из города засветло, но ноша слишком велика, чтобы не привлекать внимание. Патроны я бы еще спрятала на поясе под юбкой, но ружье… Оно слишком большое для меня. Так есть потайной ход или нет?
– Нет, – бросила Пилар, опустошая очередной стакан. Она была крепкой женщиной, но Луиза опасалась, что такими темпами она заснет под столом, не дав ни ответов, ни советов о том, как выехать из города живой.
– Хорошо. – Девушка обошла столик, уселась напротив сеньоры Менендез и схватила ту за костлявые руки. – Слушай меня внимательно, Пилар. Я могу уйти прямо сейчас, всего лишь завесив лицо. Я могу оставить все, чем наследили люди моего брата в твоем заведении, и тебя схватят. Мне плевать так же, как тебе было наплевать на нас. Слышишь? – Луиза тряхнула ее так, что медные браслеты звякнули о стол. – Мне твоя помощь не нужна. Тебе нужна моя помощь. Выбирай – показать мне безопасный проход или завтра же болтаться в петле. Выбирай, Пилар, сдохнуть или жить?
Женщина снова всхлипнула, и Луиза разжала пальцы. Когда она успела стать такой? Непримиримой, жесткой.
– Нет никакого прохода. – Кабатчица отвернулась, порывисто вытирая щеки. – Думаешь, в балладу попала? Где герой незаметно исчезает из-под носа толпы альгуасилов в обнимку с красоткой?
– Я ухожу.
Угроза не попала в цель.
– Как хочешь. – Сеньора Менендез подхватила кувшин с вином за глиняную ручку и направилась к лестнице, ведущей в жилые комнаты над залом.
Через минуту Луиза осталась одна в гулко-пустом зале. За окном проснулся ветер и принялся раскачивать ставни на скрипучих петлях. Девушка в беспомощности уронила голову на стол. Она всего лишь хотела встряхнуть Пилар, напомнить ей, что та живая, сильная и решительная, но вышло ровно наоборот.
Лежа щекой на выскобленной столешнице, Луиза думала так усердно, что заломило виски и заболели глазные яблоки. Она не могла ждать до темноты. Вечером сюда начнут ломиться люди, а если кабак не откроет двери, кто-нибудь доложит властям. Просто из желания запустить аттракцион «поймай бандита» снова. Это легко – стоит только бросить слово-монетку в нужное ухо.
До убежища скакать немало, часа четыре, а на старой кобыле, да еще и с ноющими ранами – все шесть. Ей нужно выходить сейчас и остаться неузнанной. Все на улице помнят в лицо стриженую сестру Венделя-бандита, девку в мужской одежде, невесту мертвеца. Пойти в открытую – все равно что бежать по улицам нагишом, оглашая округу воплями. А потому ей придется остаться в мантилье и тесной одежде Доротеи.
Еще оставался шанс спасти Пилар. Луиза не простила бы себе, если бы не сделала ничего для этого. Патроны звенели и проглядывали сквозь тонкую мешковину, как свинцовые зерна. Обрез – что полено.
Нужно замаскировать ношу. Замаскировать чем-то, что может нести по улице одинокая иберийка.
***Все же жизнь как способность дышать, видеть небо, петь, смеяться и ворчать, важнее куля муки. Так рассудила Луиза, заполняя ампульей[1] пространство между патронами в мешке. Вытряхнув последние крупинки, она подняла в разы отяжелевшую ношу и покачала ею из стороны в сторону. Никакого звона.
Охнув, девушка закинула на плечо вязанку дров с запрятанным в ней обрезом и подхватила мешок с мукой и пулями. Зимнее солнце прошло точку зенита, но сумерки обещали быть зыбкими, нерешительными. На них не стоило полагаться. В последний раз окинув взглядом «Пух и перья», Луиза опустила вдовью накидку на лицо и вышла через заднюю дверь.
Она шла, едва переставляя ноги. Жилетка трещала по шву на сгорбленной спине, бинты не давали вздохнуть полной грудью. Но только сбросив груз у ног кобылы, ожидавшей ее в чахлом винограднике на краю Фиеры, девушка поняла, как сильно устали руки. Луиза приторочила мешок и вязанку к седлу, под уздцы вывела лошадь на большую дорогу и продолжила путь рядом с ней пешком. Взбираться в седло в такой одежде было немыслимо, а переодеваться на ходу она не рисковала. Выжить важнее.
Тени все удлинялись, выползали из-под камней и тянули к Луизе зазубренные клешни.
Наконец она добралась до гранатовой рощицы. Той самой, где когда-то Вендель поведал ей историю любви их отца к сестре матери. Как нереальны воспоминания о тех днях! Будто их вовсе и не было.
Там она вынула обрез из дров, чтобы хоть немного разгрузить животное, но отсеять муку не смогла. Если в мешке проделать дыру, даже маленькую, из нее повалятся патроны, отмечая путь беглянки лучше, чем хлебные крошки.
Поредевшие ветви не укрывали Луизу полностью, но она не могла больше медлить. Лу сняла все, что когда-то принадлежало невестке, бережно завернула одежду в кружево мантильи и закопала у изящного граната. Им никогда не увидеть тела Доротеи, не предать его земле по-человечески, и жрицы не спляшут на ее могиле, что останется безымянной. Но пусть здесь свершится ритуал их с Венделем родины, в котором людская память срастается с корнями деревьев.
Стоило бы сказать последние слова.
– Прощай, Доротея, – охрипшим голосом начала Луиза. – Ты была доброй и легкой душой. Словом, такой, какой мне не суждено стать. Спасибо тебе за все. – Больше в голову ничего не приходило, и она умолкла.
Девушка прислушалась к себе и поняла, что слез нет. Она постояла у свежего холмика еще одну тихую минуту, вдыхая едва уловимые запахи ручья и сонной влажной почвы, затем отряхнула ладони от налипшей земли и с трудом поднялась в седло.
***Когда холодный горный ветер принялся хлестать Луизу по лицу и шее, заставляя кусать воздух, она впервые пожалела о том, что потеряла шляпу. Ее можно было надвинуть на лоб и защититься. Чем ближе была Луиза к Косой скале, тем сильнее становились порывы. Полы расшитой куртки остервенело рвались в стороны, будто хотели сбежать.
Чтобы добраться до пещеры, следовало подняться по тропе, слишком узкой для двух всадников. Поэтому телеги никогда не заезжали далее подножья. Девушка не увидела на податливой, не каменистой дороге следов колес, лишь полумесяцы подков вились запутанной кольчугой. Неудивительно – банде так и не удалось заполучить то проклятое серебро.
Серая то
