Когда он попытался остановить ее обеими руками, она запустила ему острые ногти между пальцев, заломив их, и впилась в сухожилия. Маленькие холодные ступни сдавили его колени так, что он даже не мог лягнуть нападавшую.
Девушка склонила лицо, обезображенное злобой, и прошипела по-олонски:
– Ты поплатишься!
«За что?!» – пронеслось в голове у Юстаса.
А нож достиг кожи и царапнул по ней зигзагом.
Сила в один миг покинула ее. Девушка обмякла и завалилась на бок, укрыв лицо Андерсена длинными волосами.
Он быстро выбрался из-под нее, вскочил с кровати и только тогда заметил Пхе Кён, застывшую с тяжелым подносом для бритвенных принадлежностей в руках.
– Я ожидала, что однажды застану тебя в постели с другой. Но не таким образом! – С дробным звоном она вернула поднос на туалетный столик и, покачиваясь, шагнула к распахнутым дверям. Юстас не помнил, как они открылись.
– Охрана! – закричала она в пустоту коридора. – Охрана, сюда!
– Бесполезно, – выдавил Юстас, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. – Я кричал, никто не пришел. Как тогда…
Пхе Кён повернулась к нему.
– Ты прав. Ждут, пока она с тобой разделается. Или ты с ней. Не узнаешь?
Он только помотал головой.
– Ее нужно связать, пока стража не вернулась на посты. – Андерсен осторожно перевернул оглушенную девушку на бок и стянул ей запястья поясом. Потом отвел волосы с бледного лица и вгляделся в черты. Пхе Кён поднесла поближе лампу. Но даже при свете он не заметил в неудавшейся убийце ничего знакомого. Разве что…
– Родинка на подбородке. Такая же была у наложницы, присланной ко мне в первые дни во дворце. Я прогнал ее.
– И тем самым обрек на унижение и наказание. – Пхе Кён обессиленно опустилась на край кровати и закрыла лицо ладонями. – Думай, думай.
Юстас сел прямо на пол там же, где и стоял. Царапина на груди саднила и сочилась кровью, пачкая одежду.
– Это была не ее идея. Кто-то дал ей оружие и подкупил охрану.
– А еще запер мою дверь снаружи. Услышав твой крик, я выбралась через тайный коридор для слуг.
Андерсен поднял с ковра отброшенный кинжал. Девушка могла раздобыть кухонный нож, на худой конец, длинные ножницы, но это оружие было дорогим, искусной работы, хоть и без украшений. Длинная рукоять, узкая овальная гарда с атласной кистью, прямое, чуть скошенное у острия лезвие.
– Нужно выяснить, кто подослал ее в первый раз.
– Не поможет. – Пхе Кён резким движением отерла лицо, словно умываясь. – Кто угодно мог отыскать ее после всего, что случилось. Она была опозорена, и каждый знал причину.
– Несчастная…
Переводчица покосилась на кулем лежащую наложницу.
– Да, пожалуй. Незавидная судьба.
Они помолчали еще немного.
– Если бы она преуспела, – тусклым тоном продолжила Пхе Кён, – виновной бы выставили меня.
– С чего ты взяла?!
– Во Дворце Лотоса не принято брезговать возможностями.
– Мы можем расспросить ее, когда очнется. Вызнать имя врага.
– Она ничего не скажет. Выучка.
Юстас поежился, представив себе такую выучку – умение молчать, несмотря ни на что. Он слышал, что олонские преступники откусывали себе языки, лишь бы ни в чем не сознаваться. И умирали на месте от боли и кровопотери.
– Ты хочешь отказаться от меня? – задал он терзавший его вопрос. – Так будет безопаснее. Для тебя.
Пхе Кён молча сползла с кровати на пол, приблизилась к нему на коленях и взяла лицо Юстаса в ладони. Пальцы были горячими. Он прикрыл глаза, и она поцеловала сначала левое его веко, а затем и правое.
– Меня это уже не спасет, – шепнула она, спускаясь губами к кровоточащей ранке. – И я не хочу спасенья.
***Разбирательство было недолгим. Наложницу звали Молан, и она действительно ничего не сказала. Молчала, будто немая, до самого момента казни. Многие собрались посмотреть на то, как ей отрубают голову, но Юстас не стал.
Его терзало предчувствие, что это зрелище еще не раз догонит его, когда выбора уже не будет.
Закончился март, пронесся стылыми ветрами неприветливый апрель. По заявлениям императорских ученых, последний месяц весны обещал долгожданное тепло. Двор Лотоса оживал, расправлял окоченевшие члены. Все чаще звучали разговоры о Хонойском фестивале. У портных начался золотой сезон, когда все без исключения дамы и их благородные мужья бросились обновлять гардеробы, чтобы выгулять их под цветущими яблонями.
Они с герцогом разгадали все загадки Юэлян, но выполнили лишь четыре задания. Больше посланий от нее не приходило – Пхе Кён только разводила руками и говорила, что связной не появлялся. Юстасу не хотелось подозревать ее во лжи, высматривать двойное дно в блестящих глазах. Поэтому он решил допускать эту возможность чисто теоретически, рассматривать ее как равновероятную и не осуждать переводчицу за верность госпоже. И поначалу ему это удавалось.
Но чем ближе был фестиваль, тем сильнее он колебался.
В первом же послании императрица, хоть и выражаясь поэтическим языком, дала понять: все решится во время одной из церемоний во время праздника цветения яблонь. И тогда они приступят к воплощению плана герра Спегельрафа по интервенции Кантабрии. С другой стороны, им оставалось только гадать, насколько она довольна выполнением их части сделки. Ведь послание так и не было донесено до Рен Ву.
Юстас улучил момент и обратился со своими сомнениями к патрону.
– Я считаю все условия соблюденными. – Герцог оторвался от составления какого-то списка в своей книжке. – В письме говорилось, что мы должны явиться к последнему Дракону не поодиночке, на этом все.
Андерсену претил фатализм, в который со временем, как в скорлупу, ушел герцог. Он больше не наблюдал в своем патроне ни власти, ни мощи. Герцог более не управлял событиями, позволив им управлять собой. Может, давали о себе знать возраст или чужая страна со своими порядками, а может, бесчисленные неудачи привели его к позорному смирению. Еще пару дней Андерсен подбирал учтивые слова и выражения, чтобы донести эту мысль до Фердинанда и получить ответы.
Слуги хозяйничали в комнате герцога, подготавливая его вещи к путешествию в Хоной, и Юстасу удалось застать его в одиночестве на крытом деревянном мосту, перекинутом через декоративный ручей.
Фердинанд Спегельраф меланхолично наблюдал движение серо-зеленой воды. При ясном весеннем свете Юстас разглядел глубокие морщины, окольцевавшие шею.
Герцог не оборачиваясь поинтересовался, зачем ассистент отыскал его.
– Герр Спегельраф, вы знаете, какое глубокое уважение я питаю к вам. Но, проведя такое долгое время при дворе, я не вижу никаких результатов наших действий, кроме двух высокопоставленных мертвецов. – Юстас понизил голос, насколько это было возможно: – Мы маемся от безделья, в то время как кто-то держит ситуацию в своих руках, манипулируя людьми, которых мы, вероятно, даже в лицо не знаем. Не пора ли нам тоже предпринять что-то, чтобы не
