В этот момент мимо нас прошла группа светловолосых школяров; по характерному выговору я определил в них уроженцев Майнрихта и повернулся к декану:
– Разве «селедкам» не запретили получать образование за границей?
– Запретили, но для теологов и бакалавров-медиков сделаны существенные послабления, – пояснил Клос Келер. – Увидимся вечером, магистр. Я пошлю кого-нибудь проводить вас до квартиры.
На том мы и распрощались.
Служебная квартира оказалась очень даже недурна. Просторная гостиная, спальня и небольшая каморка без окон занимали верхний этаж уютного домика в двух кварталах от университета. Ко всему прочему, через комнату проходил дымоход хозяйского очага, а это позволяло существенно экономить на дровах. Единственным неудобством стала необходимость тащить тяжеленный сундук по узенькой скрипучей лестнице.
Хорхе растопил печурку, затем подровнял мою отросшую за время путешествия бородку и принялся разбирать вещи.
Я натянул лекторскую мантию поверх теплой сорочки и кожаных штанов, а грязные сапоги заменил кожаными туфлями.
– Магистр! – окликнул меня Кован, заглядывая в распахнутый сундук с неодобрением и некоторой даже опаской. – Возьмете с собой… реквизит?
– Сегодня в нем не возникнет нужды, – решил я, но все же забрал столь обеспокоившие слугу чугунные шары, сплошь покрытые посеребренной гравировкой магических формул и глубокими насечками. Переложил их в саквояж и задвинул под кровать в надежде, что любопытство хозяина не станет простираться так далеко и не наделает беды.
Беды, кишок на стенах, кровавого месива и прочих неприятных вещей, обычно сопровождающих взрыв ручной бомбы.
– Живоглоты на глаза не попадались? – спросил я, подвешивая на пояс кинжал.
– Не видел, – ответил Хорхе, с сомнением разглядывая мой плащ, затем покачал головой и достал из сундука щетку с плотным длинным ворсом.
Я надел шляпу и спустился на первый этаж, слуга вышел на крыльцо следом и принялся очищать засохшую грязь, будто эти бурые брызги могли смутить кого-то из школяров.
От дома прекрасно просматривалась вся уходившая под уклон улочка, и я принялся поигрывать четками и глазеть на прохожих.
Неплохой городок, спокойный. Редкость в наше сумасшедшее время.
– Покрутись среди слуг, – попросил я Хорхе, – узнай, чем они тут дышат.
– Интересует кто-то конкретно?
– Канцлер, декан Келер, профессор Шварц. О школярах сам разговор не начинай, но, если кто-то начнет перемывать молодым бестолочам косточки, от разговора не уходи, мотай на ус.
– Разумеется!
– На вот. – Я ссыпал в морщинистую ладонь с полдюжины пфеннигов и грешелей. – Предложи выпить за знакомство, связи нам не помешают.
– Благодарю, магистр, – хитро улыбнулся Хорхе, прекрасно понимая, что отчета о потраченных деньгах требовать с него не станут.
С притворной строгостью я погрозил прохиндею пальцем, накинул вычищенный плащ и отправился в университет. Погода испортилась, небо потемнело, ветер пригнал с запада низкие облака, стал накрапывать мелкий холодный дождь. Но идти было совсем недалеко, вымокнуть я не успел.
Дежуривший на воротах педель узнал меня и поклонился, я ответил ему дружелюбной улыбкой, зашагал через двор и сразу приметил декана Келера. Тот стоял у входа в учебный корпус в компании солидного вида сеньоров. Подумалось, что это профессура факультета тайных искусств, но нет – беседовали меж собой деканы, коллектор и синдик, заведовавший университетским судом.
Клос Келер представил меня собравшимся, извинился, что вынужден их покинуть, и мы прошли в учебный корпус. Повернули из холла налево, прошествовали по длинному полутемному коридору и вновь повернули. У аудитории гомонили школяры, но при нашем появлении они мигом умолкли и поспешили скрыться внутри.
Тогда декан обернулся и придержал меня.
– Вот еще что, Филипп, – негромко произнес он. – В нашем университете смешанное обучение. Мы стараемся разводить юношей и девушек по разным аудиториям, но получается это, увы, не всегда…
– Ничего страшного, – улыбнулся я. – В Кальворте и Ренмеле никого не удивить и женщинами-профессорами.
Келер закатил глаза и даже осенил себя святым знаком. Затем вновь посмотрел на меня:
– На факультете примерно четверть девушек…
Я озадаченно кивнул, не понимая, к чему клонит декан. Особ женского пола в университеты принимали крайне неохотно, за исключением разве что акушерок, но, если у человека проявлялся врожденный дар к тайному искусству, причиной отказа не могло стать даже отсутствие денег на обучение. Всегда входили в положение и изыскивали стипендии хотя бы на прохождение начального курса и введения в азы управления эфиром.
Иначе – никак. Никто не имел права колдовать без лицензии. Зачастую родители предпочитали скрывать одаренность девиц, наивно полагая, будто замужество неким волшебным образом исправит ситуацию. Кто-то и в самом деле забывал о своем таланте, кто-то же… В общем, работа у каноников-дознавателей будет всегда, ибо неистребима глупость людская.
Декан выдержал долгую паузу, покосился на распахнутые двери и понизил голос едва ли не до шепота:
– И, помимо всего прочего, у нас обучается сеньорита Лорелей, дочь графа Розена. Она очень… яркая девица. Половина юнцов безумно влюблена в нее, другая половина одержима желанием залезть к ней под юбку. По настоянию графа мы разрешили присутствовать в аудиториях служанке и охраннику, пусть те и лишены дара. Ситуация крайне… непростая.
– Ральф поддерживал с ней отношения? – уточнил я.
– Нет! – вспылил декан Келер и тут же махнул рукой. – Не знаю! Я сейчас не об этом!
– О чем же?
Клос подступил ко мне и очень-очень тихо произнес:
– Не вздумайте увлечься ею! Она умница и красавица, но папенька оторвет голову любому, кто дотронется до нее пальцем!
– Вас так беспокоит моя голова?
– До вас мне нет никакого дела, – прямо ответил Келер, – но пожертвований графа хватает на содержание двух профессорских ставок! Заклинаю: не позвольте взять эмоциям верх над разумом!
И, многозначительно глянув на меня, декан прошел в аудиторию. Он встал за кафедру, а я прикрыл за собой дверь и скромно устроился сбоку. Помещение оказалось просторным, с высоким потолком и широкими окнами. Здесь и в помине не было соломы на полу, что еще встречалась в некоторых учебных заведениях, и стояли ровные ряды парт. По мере удаления от кафедры уровень пола поднимался, и дверь в дальнем конце помещения выходила уже на второй этаж.
Пока Келер пространно рассуждал о том, какие важнейшие знания несут отобранные мной к прочтению книги, я разглядывал школяров, коих собралось в аудитории никак не меньше сотни. Более разношерстное общество было трудно вообразить. Кто-то щеголял в камзолах с золотым шитьем и туфлях с загнутыми носами, кто-то носил застиранную и залатанную одежку и ботинки со стоптанными подошвами. Береты с фазаньими перьями и космы засаленных волос, перепачканные чернилами пальцы и дорогой маникюр. Юношеский пушок на щеках одних и жесткая щетина на лицах других.
И столь же разнообразны были колдовские жезлы. Резные деревянные, инкрустированные янтарем и поделочными каменьями, длиной и в пару ладоней, и в полтора локтя. Школяр с факультета тайных искусств мог выйти из дома в одном исподнем, но всегда и везде носил с собой жезл.
Девушки разместились в левой части аудитории, большинство из них были одеты в
