– Сбегай за вином. Одна нога здесь, другая там!
Школяр схватил плащ и опрометью выскочил за дверь, а я пригласил лекторов задержаться:
– Сеньоры, располагайтесь! Чувствуйте себя как дома.
– Опять вино? – с сомнением протянул долговязый, а вот его приятель Джакоб тут же развалился в свободном кресле.
В итоге не стал отказываться от дармовой выпивки и Одс. Он прошелся по комнате и заинтересовался моей клюкой:
– Вы позволите, магистр?
– Конечно! Смотрите!
– Ваша работа?
– Да какая там работа! Баловство одно.
Лектор внимательно изучил резьбу, на пробу крутанул клюку в руках и удовлетворенно кивнул, оценив сопротивление эфирного поля.
– Не думаете добавить «Небесный пламень»? – поинтересовался он, возвращая костыль.
Я хмыкнул:
– Насколько знаю, это заклинание выжигает все остальные формулы. Предпочту относительную универсальность.
– Ничего подобного! – уверил меня Джакоб. – Нужно просто использовать разделитель.
– Именно! – подтвердил Одс. – Обычные жезлы слишком коротки, но здесь можно легко выделить локоть и поставить серебряный обод. Что скажете?
– Стоит подумать, – не стал с ходу отметать я это предложение.
«Небесный пламень» жег порождения запределья – не важно, материальные или призрачные, – почище раскаленного железа, но обычно ритуалисты-демонологи просто брали с собой еще один дополнительный жезл.
– Я нарисую формулу блокировки, – вызвался дылда, взял перо и бумагу и принялся что-то быстро чертить. – Университетский гравировщик нанесет ее на металл, если захотите. Работает он быстро и плату берет умеренную.
– Премного благодарен.
Тут вернулся с вином Уве, и внимание лекторов переключилось на школяра. Понаблюдав за его манерой работы с жезлом, они надавали пареньку кучу самых разнообразных советов, а один – стянуть мизинец и безымянный палец ниткой – даже потребовали безотлагательно претворить в жизнь. Ничего путного из этой затеи не вышло – нить попросту сгорела, и тогда приятели оставили Уве в покое, занявшись вином. Я от них не отставал.
– Этот одаренный юноша, – начал Джакоб, – прервал нас посреди крайне интересного диспута. Мы спорили, есть ли будущее у мануфактур.
– Бред! – веско произнес его товарищ и надолго приложился к кружке.
– Но мессиане используют в монастырях даже прессы!
– Бездушные вещи никому не нужны!
Коротышка вскочил на ноги и в запале едва не расплескал вино.
– Дальше их обрабатывают монахи! Они вкладывают в вещи тепло своего эфира!
– И долго оно там держится? Эти поделки не сравнить с изделиями настоящих мастеров!
Я глотнул вина и поудобнее устроился в кресле. Спор обещал выйти долгим. Простецы издревле пытались облегчить труд, разделяя обязанности между работниками на мануфактурах или используя некие хитроумные механизмы. Ничем хорошим эти попытки не заканчивались. Полученные изделия плохо поддавались обработке и не пользовались спросом, даже несмотря на привлекательную цену. Людям было попросту неприятно пользоваться «бездушными» предметами, а обладающие мало-мальски развитым даром и вовсе старались не брать подобные поделки в руки.
Диспутировать тут было решительно не о чем, но больше всего копий ломалось при обсуждении таких вот, казалось бы, очевидных вопросов. Особенно когда у спорщиков вдосталь вина.
В итоге лекторы просидели у меня до позднего вечера и откланялись, лишь когда за окнами окончательно стемнело. Я посоветовал Уве практиковаться в верном хвате жезла и отрабатывать связки без прикосновения к эфиру и отправился спать.
Следующий день ничем особенным не запомнился. Школяр сбегал к университетскому гравировщику, отнес клюку и расчеты лектора. Вернулся, назвал стоимость работ и побежал обратно, сжимая в кулаке врученные мною монеты.
Желая хоть чем-то себя занять, я взял книгу, над которой до того корпел слуга, и принялся восстанавливать в памяти основные принципы работы с магическими жезлами. Как ни странно, чтение не на шутку увлекло. Открыл для себя много нового.
Костыль Уве вернул уже ближе к обеду, и я сразу начал вырезать формулу «Небесного пламени» на нижнем его конце, решив оставить среднюю часть напоследок. Просто еще не определился, какие именно чары добавлю на свободное место и стану ли возиться с этим вовсе.
Каждое новое заклинание приходилось согласовывать с уже имеющимися, а это требовало сложных расчетов, в которых я был откровенно несилен. В итоге засадил за них Уве, дабы юнец не маялся от безделья и осознания собственной ущербности. Контролировать непослушный мизинец у него толком не выходило, а я, памятуя о взорванной кружке, воздействовать на школяра через подсознание опасался.
На третий день наконец явилась Адалинда.
– Оставь нас, мальчик, – приказала она Уве, небрежно кинула плащ на пуфик и опустилась в кресло напротив меня.
Школяр глянул на вызывающий вырез платья гостьи, судорожно сглотнул и выскочил за дверь, даже не удосужившись спросить разрешения у меня.
Я на глубокое декольте пялиться не стал и спокойно выдержал пристальный взгляд черных глаз. Тогда маркиза спросила:
– Филипп, что у тебя было с сеньоритой Розен?
– В каком смысле? – нахмурился я, неприятно удивленный неожиданным вопросом.
– Перестань! – нервно отмахнулась Адалинда. – Вопрос простой: ты спал с ней?
– Нет!
– В самом деле? А у меня сложилось иное впечатление!
– Оно неверно! – отрезал я.
Но маркиза лишь покачала головой.
– Я тебе не верю, Филипп, – прямо заявила она. – Все указывает на вашу связь. Сначала эта нелепая выходка на лекции со стаканом воды, ты будто объезжал норовистую лошадку. Затем возмутительная дуэль с телохранителем девицы. Он решил вступиться за честь хозяйки или сам был в нее влюблен? Нет, не перебивай! Это еще не все! Твоего человека, Ганса, видели у ее дома! Зачем бы тебе посылать его туда, а?
Я мысленно выругался, но ответил предельно спокойно:
– Это какая-то ошибка. Я никого не отправлял следить за сеньоритой Розен.
– Брось, Филипп! Что это было? Вспышка внезапной страсти? Или тебе просто надоело одиночество?
– Одиночество? – фыркнул я. – Думаете, так сложно найти того, кто согреет мне постель?
– Полагаешь интрижку на ночь средством от одиночества?
– А как иначе? – рассмеялся я. – Адалинда, вслушайтесь только: одиночество, один-ночество. Один ночью! Одиночество.
– Не заговаривай мне зубы, Филипп! – разозлилась маркиза.
– Но простите, откуда такая забота о моем моральном облике?
– Кто на вас напал? Люди графа Розена? Поэтому ты придумал свою нелепую байку?
– Вздор!
Маркиза цу Лидорф поднялась из кресла.
– Где шпага, магистр? – Тон собеседницы стал отрешенно-деловым.
– Какая еще шпага? – спросил я, ничем не выдав охватившей меня обеспокоенности.
– В день нападения ты ушел из университета с одним кинжалом. Позже откуда-то появилась шпага. Откуда она взялась? Это оружие кого-то из нападавших?
– Нет.
– Тогда чье?
Я немного помедлил, собираясь с мыслями, затем ответил предельно честно и в кои-то веки не погрешил против истины:
– Это шпага Ганса. Можете проверить по описи с места убийства.
Адалинда прищурилась:
– Клинок работы мастера Рабана, так ведь? Откуда у наемника столь дорогая игрушка?
– Выиграл в карты, – сообщил я.
Маркиза рассмеялась низким волнующим смехом.
– Похожую шпагу раньше видели у подстреленного тобой телохранителя сеньориты Розен. Не думаю, что в этой дыре так много клинков, выкованных одним из лучших оружейников империи!
– О-о-о… – протянул я, на миг забывшись. – Так вот чья эта шпага!
– Будто сам не знал! – фыркнула Адалинда и задумчиво потерла брошь. – Или не знал? Этот твой Ганс был без ума от оружия, так? А не вломился ли он в дом сеньориты Розен? Ты посылал его туда? Только честно!
– Нет, не посылал!
– Могли твои люди пойти на воровство? Быть может,
