– Он целитель, – повторила Полли.
Барабаны били все громче и чаще, и танцоры двигались в такт. Тав пришел, взял Полли за руки и втянул ее в круг танцующих. Его сильные руки пробудили в Полли непривычное чувство, которого руки Закари не вызывали. Она сама не понимала, почему так реагирует на этого почти незнакомого молодого человека, который думал, будто ее послала богиня в качестве жертвы для Матери.
Слова доктора Луизы о жертве мелькнули в памяти и пропали, стоило Таву схватить ее за руки и вовлечь в хоровод.
Когда Полли совсем запыхалась, он привел ее на берег озера. Его рука крепко обвивала ее.
– Я не могу отпустить тебя.
Все еще разгоряченная и взбудораженная после пляски, Полли переспросила:
– Что-что?
– Это так странно, Пол-ли. Мать обычно недвусмысленно говорит о том, чего требует. Но теперь я растерян и не знаю, что делать. За озером страшная засуха. Если у тех, кто угнал наш скот, не пройдет дождь – не просто мелкий дождичек, а большой, настоящий дождь, – они явятся снова. А их так много, а нас мало, и мы не сможем отбиться.
– Но ты был великолепен! – воскликнула Полли. – Ты бросился в битву в одиночку и сражался, как… – Если бы она уподобила его кому-то из рыцарей короля Артура, он ничего не понял бы, поэтому она просто повторила: – Ты был великолепен!
– Я воин. – Тав пожал плечами. – По крайней мере, там, дома, я был воином. Там воины были необходимы. А тут мы жили так далеко от других племен, что только с засухой снова стало ясно, что свою землю надо защищать. Свою землю и тех, кого мы любим.
Он бережно коснулся ее руки и снова отвел руку.
Полли вздохнула:
– Ну почему люди не могут жить в мире? Вокруг ведь так много земли! Для чего они непременно хотят захватить вашу?
– Наша земля зелена и прекрасна. Тут чаще идут дожди, чем за озером. И мы используем воду из реки, чтобы…
Из его объяснений Полли поняла, что народ Ветра использует какие-то методы ирригации, которыми не владеет народ Дальнего берега Озера. Но все равно дождей было мало. И если зимой не выпадет много снега, плохо будет всем.
– Когда появилась ты, мне казалось очевидным, что тебя прислала богиня. Но теперь среди нас не только старый Цапля, который пришел раньше тебя, но еще и этот странный юноша с кожей такой же белой, как мои волосы.
– А вы пробовали молиться о дожде? – спросила Полли.
Тав расхохотался:
– А к чему же, по-твоему, были все эти песни и танцы?
Ну да, конечно! Полли сообразила, что все ритуалы у народа Ветра были религиозными.
– Однако песен и плясок недостаточно, – продолжал Тав. – Нужны дары.
– Но разве мало вашей любви?
Когда Полли задала этот вопрос, он показался ей сентиментальным, но, глядя на серебрящееся под луной озеро, девушка смутно понимала, что любовь, о которой она говорит, не имеет ничего общего с сентиментальностью – она тверда и неколебима, как Звездный Валун.
Тав покачал головой и заговорил так тихо, что Полли с трудом могла его расслышать:
– Я не знаю. Я теперь не понимаю, что от нас требуется.
Тав умолк; легкий ветерок пробежал над озерной гладью, залитой лунным сиянием. Он заговорил снова:
– В народе Ветра много женщин, которые прекрасны, которые были бы рады мне угодить, стать моими. Но ни одна не принесла мне того дара, без которого все прочее пусто. Этот дар! Вот я смотрю на тебя, и горы становятся выше, и снег на вершинах белее, и озеро синее и глубже, и звезды ярче, чем когда бы то ни было прежде.
Полли пыталась выразить на огамическом языке то, что она чувствовала. Тав протянул руку и разгладил ее нахмуренный лоб.
– Тав, все так странно! Я не понимаю ничего, что происходит. Когда ты прикасаешься ко мне, я чувствую…
– То же, что и я?
– Не знаю. То, что я чувствую, не имеет никакого отношения к… – Она коснулась своего лба, пытаясь объяснить, что ее реакция никак не связана с рассудком. – Но, – Полли посмотрела ему в глаза: они казались серебристыми в лунном свете, – но ты по-прежнему думаешь, что Мать хочет крови? Моей крови?
Тав застонал:
– Ах, моя Пол-ли! Я не знаю.
– Я не думаю, что Мать… – Полли запнулась, не в силах подобрать перевод слова «принуждает». «Ближе к нашему времени, – подумала Полли, – одним из имен этой богини было София, „Премудрость“. Божественная мать, которая разумно и целенаправленно заботится о своих творениях».
Полли покачала головой, сообразив, что, даже если бы она и могла выразить на огамическом языке то, о чем сейчас думает, Тав все равно не понял бы: это выходило за рамки его картины мира.
Тав взял ее за руки:
– Надо вернуться к остальным, а не то они могут подумать…
Девушка только сейчас заметила, что пение изменилось. Утихли барабаны, отбивавшие ритм пляски. Звучавшая теперь песня походила на ту, что Полли услышала тогда, в первое утро, когда переступила порог и попала к народу Ветра. Но это пение было тише, нежнее – почти что колыбельная.
– Эта песня – пожелание доброй ночи.
Тав обнял Полли и повел ее обратно, туда, где сидели епископ Колубра и Закари. Позади них были Анараль с молодым чужаком. Пение постепенно затихало: люди по одному, по двое расходились по своим шатрам.
Карралис подошел к епископу. Его длинное белое одеяние сияло в лунном свете, как чистый снег, на гривне сверкал топаз.
– Я почту за честь, если ты разделишь со мной мой шатер. И, За…
– Закари.
– И ты, Закари, тоже.
Анараль перестала возиться с раненым чужаком и взяла за руку Полли:
– А ты иди со мной.
Шатер Анараль представлял собой шалаш из молодых саженцев, накрытых выделанными шкурами. Он примыкал к плотной стене зеленых елей и сосен, и внутри пахло свежестью и хвоей. Там были две лежанки из папоротника, накрытого мягкими шкурами. Анараль дала Полли скатанное одеяло из пушистого меха. Полли сняла свой красный анорак и села на одну из лежанок.
Анараль присела рядом:
– Знаешь, Пол-ли, Тав… Ну, ты, наверное, понимаешь, что его к тебе тянет.
Полли закуталась в меховое одеяло.
– Меня к нему тоже. Сама не понимаю, как такое может быть.
– Такое нельзя понимать, – улыбнулась Анараль. – Оно просто происходит, и все. Это потом, если два человека соединяются навсегда, приходит понимание.
– Но ведь потом ничего не будет, – возразила Полли. – Я знаю, что сейчас дверь закрыта, но я… мне надо домой, в свое время. Пока меня не… – Она с трудом заставила себя произнести это вслух: – Пока меня не принесли в жертву
