— Ты же где–то в пределах станции, — сказала Ингрей. — Задержка слишком короткая.
— Подловила. Само собой, я не отправился по указанному маршруту. Лишь немного изменил внешний вид корабля и послал фальшивый идентификационный номер. Я не пришвартован в доках, но, если начнется проверка, вряд ли мне позволят взять пассажиров, если, конечно, я не склоню на свою сторону власти станции. Или посла.
— Так почему ты во все это ввязался?
Этот вопрос до сих пор беспокоил ее. Они знали друг друга уже несколько недель и общались вроде нормально. Она вспомнила, как пьяный Тик, слегка пьяный, сказал, что Палад ему нравится. Как паук–мех ласково гладил когтем его коротко стриженые волосы. И как Палад, узнав, что в систему прилетели Гек, сразу же сообщило капитану, еще до того, как она успела подумать об этом.
— Вы с Палад…
— Нет, — решительно просвистел мех. — Оно пока не готово. Если вообще когда–нибудь заинтересуется.
— Ха! — воскликнула она. — А ты к нему неровно дышишь!
— Давай лучше поговорим о молодой женщине, офицере безопасности, которая неровно дышит к тебе. А что? Она довольно соблазнительно выглядит в форме, уверен, что ты это уже заметила.
Ингрей ничуть не смутилась.
— Даже если и заметила, что с того? Не твое дело.
— Вот именно! — огрызнулся мех. — Так куда мы теперь направляемся?
— Домой, — сказала Ингрей. — Я проверяла, посол уже ушла. Я должна поговорить с Хевомом. Что–то не так, в смысле что–то происходит. И недя Лак, и Токрис это заметили, и они правы. Я хочу понять, что именно. Возможно, Хевом мне ничего не скажет, но вдруг я смогу разузнать. А еще я хочу пообедать.
— А после обеда мы вернемся в Службу планетарной безопасности и попробуем вытащить Палад.
Глава 10
Ингрей оставила сумку–меха в своей комнате и пошла искать Хевома. Он сидел на скамейке в саду под тенью ивы и смотрел в пространство. Совершенно опустошенный.
Она открыла стеклянную дверь, но не стала спускаться на замшелые камни дорожки, закрыла створку и просто стояла, глядя на него и думая, что лучше его не тревожить. Она могла бы пойти на кухню, где всегда находились слуги, которые знали ее с самого детства. Она могла бы сказать им, что просто не хочет оставаться одна. Именно это она поняла сейчас, выглянув в сад. Могла бы сесть где–нибудь в уголочке с чашкой шербета и смотреть, как слуги готовят.
С момента пробуждения она находилась в постоянном движении, все время что–то прикидывала, что–то просчитывала. Такое ощущение, будто она по поручению неди Лак занимается организацией встречи или кампании. Нужно было продумать кучу деталей и предотвратить возможные нежелательные результаты. Все происходило здесь и сейчас, так что у нее не было даже времени, чтобы начать беспокоиться или бояться, пока это все не завершится. А завершаться оно и не собиралось. Но, посмотрев на Хевома, сидящего под деревом, она вспомнила утренний разговор о ножах и колах, о том, кто убийца, и в памяти очень живо всплыла неподвижная Зат, прислонившаяся к пучковому дереву, с запекшейся кровью в уголке рта. Упавший стручок, скользнувший по ее застывшему лицу.
Ингрей прижала ладонь к губам. Ей не хотелось вспоминать. Она не могла. Не могла даже думать о Хевоме, сидящем в ее доме, в ее саду. Вообще–то дом, конечно, принадлежал Нетано, и если это могло принести ей политическую выгоду, то Нетано держала бы Хевома здесь независимо от того, сколько убийств он совершил. Ингрей принимала это просто как факт, потому что слишком долго жила тут. И никогда не сомневалась. Ей необязательно было выходить в сад. Она не хотела говорить с Хевомом, но Ингрей желала узнать, ей нужно было понять, почему он совершил то, что совершил. Знать наверняка, а не просто предполагать и строить теории. Больше она не могла отгонять от себя воспоминания о светлости Зат, прислонившейся к дереву. Мертвой Зат.
А что, если это совершил не Хевом? Наверняка он, кто ж еще?
Она опустила руку и вдохнула поглубже. Снова открыла дверь и, пройдя по замшелой каменной дорожке, села рядом с Хевомом на скамейку. Он мельком посмотрел на нее и отвернулся.
— Как ваши дела, светлость? — спросила она, сама удивившись, что голос не дрогнул и вышло вполне дружелюбно.
Он долго молчал, не меняясь в лице.
— Все хорошо как будто бы, — наконец сказал он. — Я больше не мог оставаться в комнате ни на секунду, но идти я тоже никуда не желаю. Только вернуться домой. — Он посмотрел в глаза Ингрей. — Не хочу показаться неблагодарным. Все были так внимательны ко мне.
Еще бы! Что бы он там ни совершил, с политической точки зрения выгодно верить, что не он это сделал. Сидя здесь, рядом с убийцей, и зная, что он убийца, Ингрей вспомнила, как предполагала, что Гарал (тогда для нее еще не-Палад) могло убить кого–то, раз уж его сослали в «Милосердное устранение». Тогда это все казалось таким абстрактным. А потом выяснилось, что его сослали за то, чего оно не делало. Просто потому, что его отец хотел скрыть обнаруженные факты.
То, что совершил Хевом, ее ужасало, и сидеть рядом с убийцей было страшновато. А еще она вдруг поняла, что злится на него.
— Знаю, для вас наступили непростые времена, — сказала она мягким, заботливым голосом. — Даже если ненавидишь человека, убить его непросто.
Реакции не последовало, но сердце ее застучало быстрее от того, что она осмелилась обвинить Хевома вслух. Благодаря многолетней практике выступлений перед репортерами голос ее остался таким же спокойным, радостным и даже сочувствующим.
— Хотя кое–чего я все–таки не понимаю. Зачем вы это сделали? Вы ненавидели ее, но это же не причина убивать человека.
Хевом снова поглядел на нее.
— И почему вы использовали нож? Могли бы просто убить ее этими колами. Зачем было закалывать ее ножом, прятать его в меха, а
