У нее было меньше времени на разбег, чем у Анаи. Из-за драки ей пришлось уступить шесть метров.
Но Селина неслась вперед, выступ приближался, и провал внизу манил.
Боль вспыхнула в области виска и разошлась лучами агонии. Она запнулась, но не остановилась; не остановилась и когда в нее полетели следующие камни. Ей было наплевать, откуда родом были эти послушники. Она знала, где она родилась. Где выросла.
Она сомневалась, знала ли Нисса, что боль для нее второстепенна. Что боль – это ее старый друг, с которым она познакомилась задолго до боев, задолго до Пантер. С которым ее познакомила мать.
Так что удар камнем по голове ее не остановил. Ее такая боль никогда не останавливала.
Селина добежала до края и прыгнула, бросившись левее из-за порывов ветра. Она слышала только, как кричит воздух, как хрипит ее дыхание, ощущала только ледяной мороз и теплую кровь, которая струилась по ее голове.
Но другой край все еще был слишком далеко. Слишком далеко.
Оголенные нервы в ней завопили от боли, когда она врезалась в выступ, наполовину повиснув на скале. Сила тяжести тянула ее вниз.
Аная бросилась к ней, но Нисса предупреждающе выставила руку, встав у нее на пути.
Ногти Селины ломались, а пальцы заходились от боли, когда она вцепилась в скалу. Но там, где Нисса отказалась ей помочь, сама природа протянула ей руку.
Ей хватило бугорка на камне, чтобы сомкнуть пальцы на небольшом выступе. И удержаться.
И удержаться.
Нисса не шелохнулась, когда Селина втащила себя на скалу – руки трясутся, сердце выскакивает из груди.
Когда Селина наконец-то оказалась на твердой земле, когда поползла, тяжело дыша, к Ниссе – висок разбит, из него на серые камни сочится кровь, – она осмелилась взглянуть на своего учителя.
Нисса посмотрела на нее, затем на Анаю.
И Селина ничего не смогла сделать, когда Нисса столкнула Анаю со скалы.
Крика не было. Только тишина. А потом – глухой удар и эхо, поднявшееся к гранитным вершинам.
Селина не могла пошевелиться. Не могла ничего, кроме как молча стоять и смотреть на Ниссу, в ее темные холодные глаза.
Нисса ничего не стала объяснять.
Ничего.
Селина перепрыгнула через проем: когти зацепились за камень, позади искрился и визжал металл.
Но она не слышала, как ее тело ударилось о металлическую крышу. Она слышала только глухой стук и хруст тела Анаи на дне ущелья. А полицейские сирены тонули в вое ветра.
Она выпрямилась и обернулась, взглянув на Плющ. Та наблюдала за ней, склонив голову набок.
– Для кошки неплохо, – крикнула она.
Селина просто сдула пыль с когтей.
Она добавила их к перчаткам, когда вернулась в комплекс Лиги, и врач обработал рану у нее на голове. Голова еще пульсировала от боли, а внутри все оцепенело и затихло, но она сразу прошла в лабораторию, чтобы поработать с богатым набором лезвий и металлов, которые хранились там специально для послушников.
Селина выбрала самую твердую сталь, какую смогла найти, и приступила к делу.
Селина махнула Плющу, сдерживая возбуждение, которое все еще пульсировало в ней:
– Голова опущена вниз, руки и ноги максимально напряжены…
Но та отступила на шаг назад, на лице отразились удивление и испуг. Селина резко повернулась, рука потянулась к кнуту…
Прислонившись к двери на крышу, окутанный тенью, стоял…
Селина улыбнулась под маской. Плющ снова крикнула с другой крыши:
– Картину оставь себе! – Она показала на мужчину за спиной у Селины. – Посмотрим, как у тебя получится справиться с ним… Женщина-Кошка.
На этом Плющ исчезла. Побежала к двери, чтобы спуститься с крыши.
Маска смерти Селины оценивала мужчину, который стоял перед ней.
Под два метра ростом. Накачанный. По крайней мере, так он выглядел в костюме из синеватого металла.
А на его широкой груди в темноте светился символ…
Летучая мышь.
Селина склонила голову, приветствуя его.
– Я уж думала, мы никогда не встретимся, Бэтвинг.
Глава 10
Люк рассматривал стоящую перед ним женщину.
С головы до ног в черном костюме, сшитом из навороченной ткани. Уверенная, подтянутая, умная.
И этот шлем… Действительно, Женщина-Кошка. Уши, увеличенные линзы в шлеме, когти, которые она спрятала после впечатляющего прыжка. Даже ее поступь источала кошачью грациозность.
А кнут обещал боль.
У нее был исключительный уровень подготовки. Он понял это, когда она прыгнула, понял из того, что успел увидеть, когда она вместе с Ядовитым Плющом сбежала от охранников в музее. Такой союз заставил его вздрогнуть. Незнакомка, стоящая перед ним, была отчаянной. Бесстрашной.
Она сохранила спокойствие, когда он отошел от стены и встал в десяти метрах от нее.
Вор, за которым он охотился.
– Верни картину, – сказал он, указав на небольшую сумку, висевшую у нее на правом бедре.
– Скажи «пожалуйста», – промурчала она. Этот шлем делал ее голос низким и хриплым.
Костюм снабжал Люка данными: ее облачение напичкано сюрпризами. Тайными – кажется, материал специально сделали непроницаемым для приборов. Костюм-невидимка.
И только кнут был сделан из обычных материалов – оборудован лишь тем, что доступно невооруженному глазу.
Ее фирменное оружие. Она явно не связана ни с одной из преступных группировок Готэма.
Люк пошире расставил ноги, перенося вес тела в центр, и спросил:
– Как тебя зовут?
Она склонила голову набок. Но молчала.
– Ты, очевидно, знаешь, как зовут меня. Я хочу знать, как зовут тебя.
Стройная, но уверенная стойка выдавала стальные мышцы. Костюм ей никак не помог перепрыгнуть крышу. Только когти. Когти, которые дробят металл. Боже.
– Давай придерживаться прозвища, которое мне дала Плющ, – протянула она.
Люк готов был поклясться, что в ее голосе послышался смешок.
– У каждого приличного преступника в Готэме есть позывной. Пусть к ним добавится и этот.
Она осмотрела когти, будто разглядывая маникюр, пока ветер трепал ее кнут.
– Женщина-Кошка. Хорошо звучит.
– Отдай картину.
Она похлопала по сумке на боку, а затем спросила:
– А как появился Бэтвинг? Ты его придумал потому, что Бэтмен был уже занят?
– У нас есть два варианта. Или ты…
– Или я отдаю картину прямо сейчас, или ты у меня ее заберешь?
Кажется, она щелкнула языком.
– Такой большой и сильный мужчина грозится ударить женщину. Разве это правильно?
Господи боже.
– Думаю, ты сама ответила на этот вопрос, когда украла картину.
– Девочке нужно зарабатывать себе на хлеб.
– Найди себе другое занятие.
Она подошла к нему на несколько шагов ближе. Ближе, чем осмеливалось большинство подонков Готэма. Достаточно близко, чтобы он мог схватить эту сумку, рискнув попасть под кнут.
Именно этого она и добивалась. Дразнила его.
– Если ты хочешь быть невидимкой, – заметила она, между делом, – то этот ночник у тебя на груди не совсем к месту.
Люк заскрежетал зубами, шлем усилил звук.
– Это символ.
С каждым словом он оценивал, как она двигается, высчитывал размер крыши, вес картины в сумке.
– А символы обладают силой, – продолжила она. – Я и забыла, какие же вы, самодовольные борцы со злом, все-таки скучные.
Люк медленно выдохнул. Десять, девять, восемь… Выдержка. Недостаток выдержки – это изъян, сказал как-то Брюс. Выдержка – это ключ ко всему.
Ну, Брюса
