Сначала она увидела синяки. Заплывший глаз и губу. Секунду спустя она уже тянула руку к Люку Фоксу.
Она остановила себя прежде, чем ее ладонь успела коснуться рукава его спортивной куртки на молнии. Люк подмигнул ей здоровым глазом и вошел в лифт. Каждое его движение выдавало боль и усталость.
– Что случилось? – спросила она. Если его избил какой-то мелкий бандит…
– Я сегодня дрался.
– Кто на тебя напал?
Люк прислонился к стене. Его лицо было буквально изуродовано – под лампами дневного света раны выглядели даже хуже.
– Да нет, я боксом занимаюсь. Полупрофессионально.
Теперь ее очередь моргать. Так на него никто не нападал.
– И кто выиграл?
Низкий, хриплый смешок.
– Я.
Значит, мускулы ему действительно нужны не просто напоказ. О синяках под одеждой она и думать не хотела. Селина сглотнула.
– Почему ты дерешься?
Если бы не та прошлая полуголодная жизнь, ноги бы ее не было на ринге. Но он-то был богат как бог.
– Это помогает, – ответил Люк. Больше он ничего объяснять не стал.
Помогает. Он служил в морской пехоте. Возможно, бои помогали ему разобраться с тем, что не давало ему покоя. Может, Бэтвинг тоже был солдатом? И сражался со злом по схожим причинам?
Молча они поднимались на лифте к себе на этаж.
Она тоже жила за океаном. И пока Люк сражался за свою страну, она училась ее разбивать.
Пришла сюда именно за этим. Разорять и подрывать.
В животе заворочалась неприятная пустая тяжесть, но Селина по-прежнему ступала медленно, когда они вместе вышли из лифта.
– Помочь тебе обработать раны?
Он мотнул головой и поморщился от боли.
– Все нормально.
Она осмотрела Люка: спортивные штаны и куртку, которые скрывали его израненное тело.
– Давай я просто помогу тебе достать лед.
Она украла его машину, его картину, обманывала, глядя ему в глаза… Хоть как-то она ему поможет. Если бы он не был богатеньким мальчиком, она бы сказала, что он хороший мужчина. Мужчина, каких мало.
– Спасибо, – сказал Люк.
На мгновение она снова оказалась в том грязном, опасном коридоре – когда он пытался и не мог достать ключи.
Его распухшие пальцы были покрыты кровью. Она поймала ключи прежде, чем они упали на пол, и молча вставила их в замочную скважину, открыла дверь и включила свет.
– Пакет со льдом в нижнем левом ящике морозилки, – успел сказать он, прежде чем рухнул на диван, а костяшки пальцев мазнули кровью по темной обивке.
Селина подготовила лед и взяла бумажные полотенца, чтобы вытереть кровь. Нога противилась каждому движению. Он откинулся на подушки, прижал пачку льда к глазу и молчал, пока она вытирала диван.
И только когда она встала, крепко стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, он спросил:
– А ты почему так поздно возвращаешься?
– Ходила на свидание, – соврала она.
Он замер.
– В такой час?
С арифметикой у него все нормально.
– С кем?
Она бросила испачканные кровью салфетки в мусорку под раковиной.
– У меня предчувствие, что, как только ты узнаешь это имя, то сразу забьешь его в базу данных «Уэйн Индастриз», чтобы посмотреть его личное дело. Так что… проехали.
– Чтобы я стал тратить на это время, мне должно быть очень не все равно.
Ну, тем лучше.
– Лечи раны, – отрезала она, направляясь к двери.
– Холли…
Но она уже ушла. И, хотя она ненавидела себя за это, Селина все же задержалась на пороге своей квартиры чуть дольше, чем нужно, чтобы посмотреть, пойдет ли он за ней или нет.
Он не пошел.
* * *– Давайте взорвем сцену на конкурсе красоты для малявок?
– Господи боже, Харли!
– Что? Конечно, детей во время взрыва там не будет. Просто меня от этих конкурсов блевать тянет.
Селина не понимала, как она тут оказалась. Она позвонила Плющу и сказала, что завтра они снова выходят на дело, но вместо того чтобы согласиться и повесить трубку, Плющ пригласила ее к себе. Просто потусить.
Вот она и пришла. В шлеме и костюме. В кишащую растениями лабораторию, которую Плющ обустроила в исполинской теплице рядом с заброшенным особняком в Робинзон-парке.
Это место было каким-то нереальным: деревья росли прямо из пола и проходили через стеклянный потолок, а густые листья служили крышей. Дорожки были проложены между густым подлеском из папоротников и вьющихся стеблей и бегущими ручьями. Одинокие птицы сонно пели друг другу песни, прощаясь до утра. Селина готова была поклясться, что между деревьями и огромными корнями прятались животные из зоопарка, которых они освободили на неделе, когда их шайка развеселых отбросов решила повеселиться. Сейчас глаза животных светились в темноте.
Воздух был сладковатый и теплый – слегка тревожный. Повсюду пахло свежей землей. Красивое, но зловещее место.
Лаборатория-тире-дом, судя по маленькой, покрытой травой зоне, спрятанной у дальней каменной стены, где они сейчас сидели. Редкий островок теплицы, который не захватили растения. Плющ и Харли сидели на диване, который, кажется, был сделан из бархатистого мха. Селина взгромоздилась на нечто, очень похожее на огромную поганку.
По крайней мере, эта живая мебель стояла напротив древнего телевизора, по которому они смотрели какой-то слэшер.[16]
Но сейчас ее меньше всего волновало, как Плющ провела в теплицу электричество и кабельное телевидение.
– Если там на конкурсе дети, – сказала Селина, морщясь – она вращала больной ногой: делала сидячую гимнастическую разминку, – мы рисковать не будем.
Харли закатила глаза:
– Ты шлем снимать собираешься?
– Нет.
Они с Плющом обменялись взглядами.
– У тебя там уродство какое-то, что ли? – спросила Харли, вызывающе глядя на Селину.
Таких, как Харли Квинн, Селине по горло хватило в Доломитовых Альпах.
– Нет, – просто повторила она.
Харли хмыкнула, но снова повернулась к экрану. А Плющ, возможно, чтобы сменить тему, спросила:
– Почему, когда в дом приходит убийца, эти придурки всегда бегут наверх?
Селина благодарно на нее посмотрела, хоть Плющ и не могла этого увидеть.
Харли вытянула ноги в сетчатых колготках на усеянной цветами траве.
– Потому что они не умеют обращаться со взрывчаткой и не носят везде с собой армию растений-убийц?
Плющ хихикнула и ущипнула Харли за покрытую белым гримом щеку.
– Зануда.
Харли отмахнулась от нее и продолжила смотреть кино. Но Плющ не отводила от нее взгляд еще несколько секунд. Ее глаза наполнились нежностью. И желанием.
Когда Плющ заметила, что Селина смотрит на нее, она натянуто ей улыбнулась. Но Селина только наклонила голову: она не выдаст ее секрет. Если Харли не хочет, чтобы их отношения заходили дальше, у нее на то свои причины, и не Селине говорить ей, что Плющ, очевидно, испытывает совсем другие чувства.
Улыбка Плюща расползлась в злую ухмылку:
– Это так странно – все время звать тебя Женщиной-Кошкой. Если мы попробуем вычислить твое имя и назовем верное, ты признаешься, что мы его угадали?
– Возможно.
Все равно «Селина» им даже в голову не придет.
– Сколько у тебя ушло на то, чтобы все здесь обустроить? – спросила она прежде, чем
