Софи смотрела на муравья, ползущего по грязному тротуару.
– Я пойму, если ты не готова об этом говорить. Но не бойся исследовать свои воспоминания. Возможно, только с их помощью ты поймешь свою суть.
– А если эта суть плохая? – прошептала Софи, вкладывая в слова весь страх, который поглощал ее со вчерашнего дня.
– Могу гарантировать, что это не так, – уверил он.
Она покачала головой, отказываясь верить.
– Что вам известно о Прентисе?
Тирган застыл.
– Знаю, это засекречено, но мне кажется, что я заслуживаю знать о нем правду. Она вдохнула, храбрясь. – Он мой отец, да?
Тирган втянул воздух сквозь зубы.
– Нет, конечно. С чего ты взяла?
– Он был Хранителем, и из-за меня его изгнали. Несложно сложить одно с другим.
– Софи, посмотри на меня, – произнес Тирган и дождался, пока она поднимет глаза. – Прентиса изгнали потому, что он скрывал твое существование, а не потому, что был за него в ответе.
– В смысле?
Тирган помедлил – Софи видела: он взвешивает, что можно и что нельзя сказать.
– Пожалуйста, – шепнула она. – Никто ничего не рассказывает мне о прошлом.
Он вздохнул, отводя глаза. А когда все же заговорил, то поспешно, будто выталкивая из себя слова, пока не успел передумать:
– Прентис был Хранителем организации «Черный лебедь», и хранил он сведения о тебе. Где тебя найти. Я предупреждал Прентиса, что за помощь «Черному лебедю» он столкнется с последствиями, но он не послушал. А потом, когда его схватили, он пожертвовал своим рассудком, чтобы тебя не нашли. Сейчас он живет в Изгнании, и его разум разрушен и бесполезен.
– Поэтому вы так злитесь на Алдена?
Он кивнул.
– Алден его и нашел. Я от имени Прентиса умолял о пощаде, но Совет приказал узнать, что Прентис скрывает, и Алден провел процедуру, которую называют «взлом памяти». Это прощупывание, которое сводит с ума, но позволяет достать скрытые воспоминания.
Софи поежилась. Она не могла представить Алдена, выполняющего такой приказ – если только он не был уверен в своей правоте. Но почему Прентис просто не рассказал, где она?
– Но что такое этот «Черный лебедь»?
– Проблема, с которой наше общество не может справиться, – Тирган сжал плащ в кулаке. – Название – метафора. Тысячи лет люди считали, что черных лебедей нет в природе. Поэтому, когда их обнаружили, они стали символом всего, чего не должно существовать, но все же существует. И небольшая группа повстанцев взяла себе такое название. В обществе, где не могло быть мятежей, назрел мятеж – невозможный черный лебедь.
– Откуда вы столько о них знаете? – не выдержала Софи.
– Не только у тебя есть секреты, которыми ты не хочешь делиться.
Софи сглотнула, осознавая, сколько же всего не знает о любимом наставнике. Ведь он же не мог принимать участие в чем-то… незаконном?
Нет. Тирган был одним из самых добрых эльфов в ее жизни. Он не мог быть плохим.
Плохим.
– Значит, «Черный лебедь» – плохие, да? – прошептала она, глядя на свои руки. – И если они как-то со мной связаны… – она просто не могла закончить фразу.
Тирган взял ее за руки и подождал, пока Софи поднимет на него глаза.
– Кем бы ни был «Черный лебедь», он никак не связан с твоей личностью. При взгляде на тебя я вижу лишь добро. Ты сама сдалась, когда нарушила правила – и даже решила отработать наказание, хотя это было необязательно. Что бы ни лежало в твоем разуме – это просто информация. И какие бы секреты ни таило твое прошлое, оно не меняет тебя нынешнюю. Я не сомневаюсь, что когда придет время принять решение, ты примешь верное.
Его слова исцеляли лучше, чем мазь Элвина, которой тот обрабатывал ожоги. Сдавленным голосом Софи произнесла:
– Спасибо, Тирган. Я постараюсь об этом помнить.
Она не знала, что делать с остальными сведениями. Все отрывки складывались в единую загадку, и Софи сомневалась, что хочет решать ее. А пока она отложила ее в долгий ящик и уцепилась за надежду, что Тирган был прав – она была хорошей. Потому что тогда все остальное она сможет пережить.
Несмотря на ободряющие слова Тиргана, Софи сомневалась, что готова поведать всем о новом открытии. Особенно Бронте.
Она постоянно брала с собой дневник воспоминаний, но вытаскивала его только в одиночестве. Грейди с Эдалин привыкли, что она занимается алхимией в пещерах, и не спрашивали, куда она каждый день ходит после школы вместе с Игги. А Декс был так занят дополнительными упражнениями по выявлению способности, что не замечал, как редко они стали видеться. Тревожилась, кажется, только Биана.
Она нашла Софи в одном из коридоров.
– Ты на меня злишься?
– Что? Нет. А должна?
– Ты не приходила в гости уже три недели. С самой эвакуации.
Неужели действительно прошло столько времени?
– Прости. Я была очень занята.
– Может, заглянешь в выходные?
– Вряд ли. – Она хотела держаться подальше от Алдена, чтобы он не попросил у нее дневник.
– А в следующие?
– Мм… хорошо, – Биана настаивала, а Софи всегда могла потом отказаться.
Биана расправила плечи, словно с них упал камень.
– Класс. Тогда скажу родителям, чтобы они остались дома.
– О. Ладно, – Софи была уверена, что ее улыбка больше похожа на гримасу.
Где-то глубоко внутри она понимала, что реагирует слишком бурно. Помимо знаний о Элементин и фотографии с песочным замком, она не обнаружила ничего важного. Она перерыла весь альбом в поисках чего-либо эльфийского и проецировала все сны, но в них не было ничего особенного. Может, случай с Элементин был единичным. Она не собиралась останавливаться, но, возможно, не стоило так сильно волноваться из-за дневника.
Поэтому она не стала ничего отменять. Она пришла в Эверглен. И будто бы вернулась домой.
Они снова сыграли в защиту базы, и в этот раз она была в команде с Фитцем. В его глазах скользнула легкая зависть, когда она рассказала, что отслеживает мысли до точного расположения их обладателя. Она пыталась его научить, но его разум не справлялся, поэтому она сама выискивала Биану и Кифа, а потом передавала ему их местонахождение, чтобы он мог их запятнать. После всех своих уроков телепатии, на которых она передавала Фитцу мысли через всю школу, она настолько привыкла к ощущению его разума, что на поиске даже почти не приходилось сосредотачиваться.
Проиграв три игры подряд, Киф отказался играть без Софи в команде. Она согласилась поменяться, а затем передала Фитцу их расположение, чтобы проиграть и отвести от себя подозрения. Киф чуть не взорвался, когда Фитц в очередной раз его нашел, и весь остальной вечер ворчал что-то про заговоры. Софи так хохотала, что бока заболели. Она поверить не могла, что позволила своему страху целый месяц не давать ей веселиться.
Особенно учитывая, что Алден так и не попросил ее показать дневник. Они с Деллой обняли ее, сказали приходить почаще и на весь
