– Ну, чего там? – спросил он, глядя на друга, как на факира в цирке.
– Все то же, – буркнул Зотов, отливая в стопочку глоток эликсира. – Окно открой – дышать уже нечем.
Когда он вернулся в комнату, Люба по-прежнему сидела на диване, упершись локтями в колени и низко опустив голову. Она распустила волосы – темные волны спадали на плечи, скрывали лицо. Макару стало жалко бестолковую девчонку: натворила всякой всячины, чего на ум пришло, да еще дух чужой подцепила. Неизвестно, как его извлечь и что из этого выйдет.
Он присел перед девушкой на корточки, дрогнувшей ладонью – вдруг ударит по руке, закричит: не прикасайся! – убрал волосы с ее лица. Люба смотрела с укором, в уголках глаз блестели слезы. Горячей ладонью Макар вытер влажные щеки девушки, она отпрянула, откидывая волосы на спину. Курганник смутился. Надумал нежничать.
– Выпей, – предложил он.
– Не надо меня жалеть, – сглатывая слезы, с болью и обидой в голосе, ответила Люба. – Если все кончено – так тому и быть.
– Выпей, – повторил Макар, не желая возобновлять разговор.
Девушка дрожащими пальцами приняла стопку, глотнула «федоровки».
– Вот и хорошо, – одобрил Зотов. – Прости, если… что не так.
А «не так» все. Все не так, потому что не по-ее получилось, не по-Любиному, хотению-повелению…
Когда девушка ушла, Зотов плюхнулся на табурет, водрузив на кухонный стол литровую бутылку с вишневой настойкой.
– Как все прошло? – поинтересовался Виктор, наблюдая, как Макар вытирает пальцами чашку.
На слова друга курганник кивнул, налил себе вишневки и, немного поразмыслив, предложил:
– Пить будешь?
Выглядел он рассеянным и усталым, глубокая морщина пролегла меж бровей – Зотов думал сейчас о чем-то своем.
– Не откажусь, – пожал плечами Виктор. – Только с закуской.
– Да вот салат… – Макар придвинул к нему миску, – еще есть.
Ковалев поморщился:
– Там были пальцы Спиридоныча.
– А-а-а, – произнес Макар, плохо понимая, при чем тут пальцы Спиридоныча. – А-а-а! – До него наконец дошло. – Тогда салат мой, а ты возьми в холодильнике чего пожелаешь.
Не дожидаясь, пока друг сварганит закуску, курганник выпил вишневки, занюхал светлыми волосками на правой руке и задумчиво уставился в чашку, словно не понимая, как это она так быстро опустела.
– Так, – Виктору пришлось налить себе самому, выпить в одиночестве, и теперь он грыз ломтик сыра, – чего у вас было?
– Да чего там было, – задумчиво произнес Зотов. – Не пойму: такое впечатление, что эта дурища нашла где-то старинное зеркало и посмотрелась в него.
– Ну и что? – Виктор хмыкнул. – У нас в офисе старинное зеркало висит. Здоровенное такое. Конец прошлого века – не хухры-мухры. Шеф перед ним любит хорошиться. – Ковалев облизнул губы, склонился к Макару, желая выдать страшную тайну. – Говорят, он перед зеркалом тем Дашку Ларич – у нас одна фифа бестолковая – пялил.
– Хухры-мухры, мухры-хухры. – Зотов остался равнодушен к столь пикантной подробности из жизни Витькиного офиса. – Это пока никто из вас чужой дух не подцепил, как Любка. Вот тогда кому-то будет – мухры.
– Это как? – Виктор замер с поднятой бутылкой.
– А так: к примеру, если человек часто смотрелся в зеркало и не был похоронен – мало ли что: война, катастрофа над морем и концов не найти – его душа уходит в зеркало и может подселиться к любому, кто посмотрится в зеркало позже. Непохороненный дух остается неприкаянным.
Виктор сглотнул.
– Наливай-наливай. – Макар ложкой зачерпнул салат, почмокал с удовольствием и вновь предложил другу. – Будешь?
– Нет. Я ж тебе говорил: Спиридоныч там грязными пальцами копался.
– Ничего ты мне не говорил – первый раз слышу. А если и так, добру пропадать, что ли? – Зотов зачерпнул еще, прожевал, чокнулся с другом чашкой, выпил. – Вот сарматы! Они, зема, делали бронзовые зеркала. Одну сторону шлифовали до блеска. Изображение, конечно, кривенькое малость получалось, но ничего. И из Китая тогдашнего привозили бронзовые зеркала. На похоронах зеркало оставляли вместе с погребенным в кургане. Иногда даже ломали, чтобы душа усопшего не вернулась к родственникам. А ты думаешь, почему, по обычаю, у нас в доме покойника зеркала завешивают?
– Постой. Но ведь бронзовое зеркало за столько лет могло потемнеть, – заметил Виктор.
Макар внимательно посмотрел на друга.
– А разве нет, – пожал плечами Ковалев.
– Да вы гений, Виктор Сергеевич! – воскликнул Макар и тише добавил: – Я не знаю, что тебе ответить. Башка совсем не варит. Ну, наливай для дезинфекции. А то, может, Спиридоныч ел салат. Он все больше любит есть руками, которые не моет.
Глава 22. И раз в сто лет…
…И я с душой мятущейся – лишь слепок Давно прошедших, сумрачных теней. Михаил Зинкевич. Темное родствоВ вечерних сумерках черты Макара заострились, морщинки стрелками собрались в уголках глаз. Конопушки казались оспинами на бледном лице, рыжие волосы приобрели пепельно-серый цвет.
Виктор осторожно достал сигарету, прикурил. Облако дыма окутало голову Макара, но он не обратил на это внимания.
– Чай пить будешь? – спросил бесцветным голосом, тяжело поднимаясь с лавки.
– Буду, – тихо ответил Ковалев. – Только докурю.
Виктору стало жаль старого товарища. По-настоящему жаль. Сколько сил потратил Макар сегодня, спасая Ковалева от пьяных пацанов, сколько сил отобрала глупая дуэль с машиной, скольких сил ему стоили поиски Лизы и спасение Любы. Зотов страшно вымотался и устал. Как еще на ногах держится? Виктор вдруг понял, почему конокрадам так все удается, а Зоту приходится прилагать массу усилий для достижения своих целей. Джордж и Цыганок просто воруют коней, уводят коров. Им абсолютно все равно, где они это делают. Они могут воровать пьяными в дым, могут уходить от погони, пересекая границы миров вдоль и поперек, – ничего с ними не станется. А Макар знает эти миры, видит, что происходит на самом деле, идет к разгадке тайн Шпаревой балки и кургана Рытого… Тайны не любят, когда их разгадывают. Вот если бы у кого-то была тайна, захотел бы он, чтобы посторонний человек прознал о ней? Так и с курганом. Больше знаешь – больше спрос с тебя, больше препятствий, сложнее задача.
На кухне пахло травами. Две большие чашки паровали на столе – Макар заварил чай прямо в них, чтобы не терялся вкус и запах. Сам Зот складывал бутерброды: на черный хлеб два ломтика копченого сыра и два ломтика сухой колбасы.
– Хорошо-о, – с наслаждением принюхался Виктор.
– Ромашка, мята, цедра, – перечислил Макар, – жасмин. Все собрано на кургане в урочный час, так что имеет полную силу.
– И цедра с жасмином? – лукаво прищурился Ковалев.
Зотов улыбнулся бледными губами, но ничего не ответил.
Виктор жадно впился в бутерброд и принялся жевать, упиваясь вкусом. В животе заурчало – час назад пили, практически не закусывая.
На пороге кухни появился Рафинад, поскулил, напоминая о себе.
– О! – хмыкнул Макар. – Явление.
– Тож чафю хофет, – прошамкал Ковалев, с трудом ворочая челюстями, – пожадничал, блин.
– Ну, заходи, – кивнул щенку Макар.
Рафинад шустро
