Растерянный кофишенк неловко вышел из строя, начав не с той ноги, да еще и едва не запнулся, подходя к великому князю. Алексей Михайлович так строго посмотрел на него, что у мальчишки похолодело сердце и по коже табуном промчались мурашки. Не слыша, как зачитывается приказ, парень во все глаза смотрел на своего хозяина, не понимая, чего тот от него хочет. Наконец, Рощаковский замолчал, а командир наклонился к Ваньке и что-то приколол ему на голландку[95].
– Носи с честью, Иван, – сказал он ему и, наконец, улыбнулся уголками губ.
Скосив глаза, мальчишка увидел, что на его груди красуется малая серебряная медаль «За храбрость», и расплылся в растерянной улыбке. Как вернулся в строй, он не помнил, и лишь только голос несносного Архипыча вернул кофишенка в реальность.
– Ирой, едрить твою через якорь! Ну разве моряки эдак ходят? Опозорил меня на старости лет, тля худая. Ничего-ничего, я тебя маршировать-то выучу!
* * *Помимо всего прочего, бойня за Эллиоты значительно увеличила количество раненых в госпитале, где служила Мила. Работы сразу прибавилось, и девушка совершенно перестала бывать дома. Единственным связующим звеном с семьей оставался Сережа. Хорошо воспитанный, приветливый мальчик скоро полюбился и раненым и персоналу. У раненых довольно мало развлечений, а потому готовый написать письмо или прочитать «Новый край» гимназист был как находка. Впрочем, «Порт-артурская сплетница», как называли все эту газету, не пользовалась особой популярностью. И тогда Сережа стал приносить с собой книги и читать их матросам. Подобные чтения пользовались неизменной популярностью у нижних чинов. Большинство из них были неграмотными вчерашними крестьянами и даже не подозревали, что в их стране есть великая литература. Он читал им «Вечера на хуторе близ Диканьки», и благодарные слушатели с восторгом внимали приключениям гоголевских героев. Затем наступил черед «Евгения Онегина», но шедевр классика не вызвал большого успеха.
– То о господах, – пожав плечами, говорили они, – нам бы чего попроще…
Беда была еще и в том, что библиотека Егоровых была не слишком велика, но тут гимназиста выручила Лидия Чарская. «Храбрая дружина» или Приключения Пелагии» были ближе к простым людям, чем любовные переживания помещиков. Чтения, набиравшие все большую популярность, вызвали даже определенные опасения у госпитального начальства. Однако убедившись, что ничего запрещенного молодой человек нижним чинам не читает, чиновники от медицины успокоились. Кто-то, впрочем, счел своим долгом донести обо всех этих делах жандармам, так сказать, на всякий случай, но разрывающийся на части Микеладзе велел не докучать ему ерундой.
В тот день в госпиталь прибыло морское начальство во главе с адмиралом Иессеном. Карл Петрович со свитой обошли все палаты, награждая отличившихся и желая им скорейшего выздоровления. Сопровождавший адмирала великий князь узнал Сережу и приветливо ему кивнул, наполнив сердце мальчишки гордостью. Впрочем, случившийся рядом начальник госпиталя Суботин сделал страшные глаза, и гимназист поспешил ретироваться. Выйдя из здания, он собирался было идти домой, как вдруг глаза его наткнулись на «старого друга». Несносный слуга Алексея Михайловича сидел на козлах, а на груди его блестела медаль. Выдержать это зрелище было выше сил человеческих, и Сережа невольно сделал несколько шагов к своему неприятелю. Однако тот, увидев гимназиста, не стал его задирать, а лишь кивнул, поздоровавшись. Мальчишке ничего не оставалось, как ответить ему тем же.
– Здравствуй, – невольно вырвалось у него.
– Здорово, – не стал чиниться Ванька и спрыгнул с козел на землю.
Ребята некоторое время постояли друг против друга, обмениваясь взглядами.
– Это что? – не выдержал первым Сережа.
– Медаль, – правильно понял тот его вопрос. – Давеча награждали всех, кто с их благородием лейтенантом Рощаковским на авантюру ходил. Ну, и меня тоже.
– Тебя взяли на авантюру? – изумился гимназист, как и все порт-артурцы хорошо знавший значение этого слова.
– Нет, – покачал головой кофишенк, – я сам увязался. Когда меня матросы нашли, прогонять уж поздно было.
Авторитет Ивана в глазах Сережи мгновенно взлетел на недосягаемую высоту. Ослушаться запрещения взрослых и сбежать на войну – разве это не героизм? А еще и получить за это медаль на георгиевской ленте, это уж и вовсе эпический подвиг, который вряд ли кто совершал с тех самых пор, когда Геракл укокошил лернейскую гидру, укротил эрифманского кабана, ощипал стимфалийских птиц и утащил яблоки Гесперид. А великодушный, как все герои, Ванька тут же добил своего недавнего врага:
– Хочешь посмотреть? – спросил он, показывая на медаль.
Конечно же Сережа хотел, но не успел он взяться за награду, как рядом раздался строгий голос:
– Что здесь происходит?
Как и прошлый раз, мальчишек заметила Мила и, очевидно, решила, что те снова собираются подраться. Опасливо покосившийся на строгую сестру милосердия, Иван тут же взлетел на бричку и уже оттуда поприветствовал девушку.
– Доброго здоровичка, тетенька!
Очаровательная Людмила Сергеевна не удостоила его ответом, а, повернувшись к племяннику, повторила вопрос:
– Сережа, что здесь происходит?
– Ничего, – с видом оскорбленной невинности заявил он ей, – мы просто разговариваем!
– Правда? – недоверчиво протянула она.
– Святой истинный крест, тетечка! – подтвердил из своего убежища Ванька, для убедительности перекрестившись.
– Смотрите мне! – строго заявила она мальчишкам, собираясь уходить.
– Мадемуазель опять воспитывает наших сорванцов? – раздался совсем рядом голос великого князя.
– Ничего подобного! – вспыхнула девушка, которой показалась насмешка в голосе Алексея Михайловича. – Просто…
– Ваше высокоблагородие, – подал голос кофишенк, – дозвольте доложить! Мы с господином гимназистом ничего худого не делали, и барышня нам также.
– Уже хорошо, – улыбнулся Алеша и поприветствовал Сережу: – Здравствуйте, Сергей Ефимович. Я вижу, нынче вы с Иваном не прогневали вашу тетушку?
– Здравствуйте, – отозвался мальчик, глядя на него во все глаза.
– Вы смеетесь надо мной? – попробовала возмутиться Мила.
– Ну что вы, мадемуазель, просто припоминая прошлую нашу встречу у экипажа, я немного волновался за судьбу своего кучера.
Людмила Сергеевна растерянно слушала великого князя и чувствовала себя полной дурой. Вряд ли она отдавала себе отчет, что подошла к экипажу и мальчишкам с единственной целью – увидеть его, но теперь готова была провалиться от стыда сквозь землю. Тот, впрочем, смотрел на девушку без малейшей насмешки или предубеждения, а скорее с сочувствием.
– У вас усталый вид, – сказал Алеша, – может, отвезти вас домой?
– Нет, что вы! – возразила она ему с испугом. – Мне надо в госпиталь.
– Тогда позвольте вас проводить.
Госпожа Валеева не нашла, что ему возразить, и они пошли рядом. Больше всего на свете Мила боялась, что он предложит ей руку, поскольку в этом случае ей пришлось бы показать ему свои загрубевшие и ставшие совершенно некрасивыми ладони, которые она прятала под передником, а это было бы хуже смерти. Впрочем, великий князь проявил свойственную ему деликатность и, не допустив ни малейшей фамильярности, проводил девушку до входа в здание госпиталя, после чего, приложив два пальца к козырьку, попрощался.
– Красивая, – протянул Ванька, наблюдая, как его хозяин провожает сестру милосердия.
– Да, – согласился с ним Сережа, – Мила самая
