– Да, как-то так.
Я устроилась рядом с ним на сиденье, и пилот пробежался пальцами по панели управления. Вертолет дрогнул, и громада леса справа стала медленно уходить вниз. Впереди я увидела особняк и съемочную зону, над домом поднималась ровная струйка алых искр. Должно быть, драконы все еще выясняли отношения. Ну и дьявол с ними, я отправляюсь домой.
Вертолет взял курс на столицу, и особняк остался позади. И вот тогда я расплакалась уже по-настоящему. Теперь было можно.
Проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь. Огромная белая спальня никогда не была моей, как и бескрайняя кровать, похожая на заснеженное поле. Я села и некоторое время озиралась по сторонам. Единственное окно закрывали плотные шторы, источником света были модные лампы-трубки вдоль стен, которые реагировали на движение, – стоило мне сесть, как они принялись светить ярче. Встроенный шкаф с прихотливым восточным рисунком на жемчужных створках дверей и прикроватный столик – вот и вся обстановка.
Я посмотрела на себя – на мне была надета дорогая шелковая пижама размеров на пять больше, чем требовалось. Мужская. Забавно. Я поднесла к лицу воротник, сделала вдох – ткань пахла магазином и моей кожей.
Поднявшись с кровати, я подошла к окну и, отодвинув штору, увидела пышный яблоневый сад. На ветках наливались соком желтые плоды с румяными ожогами загара на боках, под ближайшим деревом кто-то забыл пустую корзину. Несколько минут я любовалась пасторальным видом: должно быть, весной, когда деревья покрыты белой кисеей цветов, как невеста – фатой, здесь удивительно хорошо. Интересно, сколько я спала?
Небольшая дверь вела в ванную, где неизвестные хозяева дома приготовили все, что нужно, чтоб привести себя в порядок. Выйдя из душа и радуясь, что наконец-то смогла смыть со своего тела прикосновения Эдварда и память о том, что случилось в горах, я открыла шкаф в поисках чемодана с хортасином, но там оказалось пусто. Предсказуемо.
Коридор в этом доме был огромным, а потолок – высоким-высоким, словно в музее или старинном дворце. Такие же белые стены, как в спальне, такие же лампы, которые наливались светом, когда я неторопливо шла мимо них, пушистый ковер на полу, поглощавший звуки. Постепенно мне стало казаться, что я очутилась в каком-то фильме, где героиня попадает в логово обеспеченного маньяка.
Когда я вышла к лестнице, по дому прокатился легкий звон – гость поднялся по ступеням и нажал на кнопку звонка. Я спустилась на несколько ступеней и посмотрела вниз – мелькнула жемчужно-серая тень, и я услышала:
– Как неожиданно. Собрали всю смелость, чтоб сюда прийти?
Кристиан говорил спокойно, но я почему-то понимала, что им вновь движет ненависть. Я села на ступеньку и приготовилась слушать. Во всяком случае, теперь окончательно ясно, где я, а значит, бояться мне нечего.
– Инга, – ответил Макс. – Она у вас?
– Проходите. – Кристиан шагнул в сторону, приглашая Макса войти. – Она спит, я не стал ее будить.
Хлопнула дверь, послышались шаги. Теперь, когда я привыкла к размерам этого дома, мне стало ясно, что лестница ведет в гостиную, а Макс и Кристиан сейчас совсем рядом: должно быть, гость, повинуясь жесту хозяина, сел в кресло. Кристиан прав: думаю, Максу действительно было нелегко отправиться в дом того, кто платит три миллиона за его голову.
– Я все обыскал, – произнес Макс. – Поднял службу безопасности отца, но они тоже ничего не нашли.
Кристиан усмехнулся.
– Дайте ей отдохнуть, она плохо себя чувствовала.
– Вы странно на меня смотрите, – сказал Макс после небольшой паузы.
Кристиан мягко рассмеялся и ответил:
– Мы с вами встречались в детстве, Макс. Но вы, конечно, не помните. Вам было три года. Этакий кудрявый пупс, как с рождественской картинки.
Мне почему-то стало страшно. Я словно бы подошла к шкатулке, наполненной жуткими тайнами, и протянула руку, чтоб открыть крышку.
– Помню, – произнес Макс таким голосом, будто шагнул на неверную тропку, ведущую по болоту, и со всех сторон его обступали чудовища. – Вы ехали на лошади, а я хотел ее поймать. И устроил няне истерику, когда она меня не пустила.
– Пони, – уточнил Кристиан, – это был пони. Дед решил, что я должен учиться верховой езде.
– Спасибо, что покатали меня тогда. Это было… здорово. Да, здорово.
Я представила маленького Кристиана, который шел по траве, ведя в поводу лошадку, и карапуза Макса, круглолицего, восторженного, сидевшего на ее спине. Да, когда-то они были детьми, и их наполняли свет и радость просто потому, что они жили, а мир был огромным и прекрасным. Куда ушло все это? Зачем оно ушло?
– Тогда я еще не знал, чем драконы отличаются от людей, – вздохнул Кристиан, словно искренне сожалел о своем незнании. – А через два года я пришел в ваш дом. И принес коробку с лекарствами.
Воцарилась тяжелая тишина. Должно быть, Макс смотрел на Кристиана удивленно и испуганно, не зная, что ответить.
– Я болел болотной чумой, – наконец негромко продолжил он. – И лекарства не было. Я помню… да, я помню.
– Это был последний зафиксированный случай болотной чумы, – удовлетворенно заметил Кристиан. – Мы уже прекратили выпуск лекарства. И за рубежом – тоже. Дед тогда обрадовался, сказал: «Пусть драконье семя сдохнет».
Я поежилась, представив себе лицо Макса. Маленький мальчик, покрытый болезненными черными шишками, лежал на постели и умирал, а взрослые, могущественные, почти всесильные взрослые ничего не могли с этим поделать.
– Мама тогда впервые пошла против его воли, – продолжал Кристиан. – Взяла лекарство в музее «Семеониди Фармас», срок годности, по счастью, еще не истек. Дед сорвался, страшно кричал, что не простит ее. Она сказала: «Меня не простит Господь, если я этого не сделаю». – Кристиан помолчал и добавил: – Когда я вернулся, дед избил меня до полусмерти. А маму он бил до моего прихода.
Я закрыла глаза. Мне было страшно представить, но я все равно видела, как маленький Кристиан корчится на полу, пытаясь закрыть голову, а громада великого и ужасного Семеониди нависает над ним, обрушивая удар за ударом. Сначала Кристиан кричит от боли, а потом умолкает, и лужа крови, что растекается из-под его тела, становится все больше и больше.
– Спасибо, – едва слышно произнес Макс. Он, похоже, был потрясен до глубины души. – Должно быть, вы пожалели о том, что сделали.
Кристиан снова рассмеялся.
– Какие глупости, что вы! Нельзя жалеть о спасении чужой души.
Они помолчали, а затем Макс спросил:
– Вы ее любите?
– Ингу? Ну, если говорить в формате вашего шоу, то да.
Меня словно ледяной водой обдали. Признание прозвучало настолько спокойно и просто, что мне захотелось закричать. Не было там никакой любви, была лишь безграничная ненависть к драконам и неприятная болезненная тяга к человеку, способному ее понять и разделить.
– Она моя, – сказал Макс так, что стало ясно: он не отступится, он готов идти до конца. – Она моя, и я ее не отдам.
– О, замечательно! – довольно воскликнул Кристиан. – Наконец-то я слышу слова мужчины, а не ребенка. Макс, вы начинаете мне нравиться. Я даже раздумал вас убивать.
Макс издал нервный смешок. Я бесшумно поднялась со ступеней и сделала несколько шагов вниз.
– Это правильно. Сбережете три миллиона.
Теперь
