Он вскидывает кулак в воздух и произносит:
– Дааааа.
– Ральф, я сказала…
– Я слышал, что ты сказала. Ты сказала, что не уверена!
Я не могу сдержаться. Улыбаюсь. Он появился у моей двери – с цветами, – объявил о своем желании сводить меня куда-нибудь. Он проехал через весь Лондон ради красивого жеста, показал, что готов не обращать внимания на мой ужасный вид, и маленькая частичка моего сердца, та, что не превратилась в пепел, растаяла.
Похоже, у меня гораздо больше причин согласиться, чем отказаться. Так что я соглашаюсь. (Со всеми вытекающими последствиями.)
В конце концов я все-таки смотрю в глаза парню из рыбного отдела – еще вдалеке мельком вижу зеленую куртку, – остаток дня я вспоминаю лицо Ральфа в разных ракурсах. Некоторые из них сексуальные и немного байроновские, другие – ботанические, особенно один, когда он сидел за кухонным столом с крошками тоста вокруг рта, что, похоже, символизирует всю нелепость идеи о нас с Ральфом вместе.
Но пока я думаю о нем, я не думаю о Томе.
В семь часов, как мы и договорились, он вернулся за мной на такси. И вот что: он нарядился! Этим я хочу сказать, что на нем брюки вместо джинсов – кто знал, что их еще делают со стрелками? – и белая рубашка с воротником. Я тоже немного постаралась. Платье от Valentino вернулось из незаслуженной отставки, я надела туфли на каблуках и шагнула в облаке аромата «Черная орхидея». У него немного расширяются глаза, когда я открываю дверь – дословно он произнес: «Обалдеть», – и вскоре мы катимся по Лондону в новеньком сияющем «Мерседесе».
Немного неловко, что он хочет держаться за руки – но, в конце концов, почему бы и нет? – хотя я не дала гладить ему большим пальцем свои костяшки.
Оказалось, что мы едем к «Лондонскому глазу», куда Ральф купил билеты на проход вне очереди. Немного банально, но вскоре мы уже чудесным образом поднимаемся над рекой в стеклянной кабине с группой испанских и итальянских туристов.
– Кажется, в той стороне Милл Хилл, – говорит Ральф.
Думаю, я знаю, что последует дальше.
– Там живут мои родители. Мама хотела бы с тобой познакомиться.
– Ральф. Возможно. Я не говорю, что точно поеду.
Кажется, это уже стало для меня правилом в последние дни. Ральф говорит, что ему и этого достаточно.
После «полета», как нелепо называют поездку на колесе обозрения, Ральф объявляет, что заказал столик для ужина в ресторане на крыше отеля «Хилтон».
Я не могу сдержаться:
– Зачем? – требую я ответа. – Зачем там?
– Потому что там… – отсекается он, и я понимаю все сама.
Я осторожно убеждаю его отменить заказ и вместо этого поискать что-нибудь более подходящее для «нас».
Ему нравится такой подход, и вскоре мы устроились за столиком в том же шумном китайском ресторане, куда я ходила с Томом. Принесли бутылку теплого саке, и сразу за ней все блюда из комплексного ужина варианта «С». Как выяснилось, Ральф ничего не знает о китайской еде, но мне все равно.
Мы чокаемся крошечными чашечками, и Ральф, ни разу до этого не пробовавший саке, прилагает титанические усилия, чтобы не выплеснуть его обратно через нос.
– Зачем люди пьют это, Джен? – спрашивает он, когда его дыхание приходит в норму. – Словно пить воду из ванной.
– Откуда ты знаешь?
– Хороший вопрос.
Но он на удивление быстро привыкает к вкусу еды и даже неплохо справляется с палочками, хотя один инцидент со скользким грибом все же случается.
– Тут в сто раз лучше, чем в напыщенном старом «Хилтоне», – говорит он в середине трапезы. – Намного более наше место.
– Да, Ральф, – замолкаю. – Ральф, тебе нужно… У тебя на подбородке оранжевый соус.
– Упс.
Мы выключили телефоны, естественно, и заговорили об Эйдене.
– Я очень рада за него, – говорю я. – Как думаешь, ему там весело?
– Он может развязать ядерную войну, Джен. Все действительно очень серьезно.
– Ой, Эйден никогда не станет этого делать. Скорее он будет проводить дни за просмотром старых голливудских фильмов.
– Стиив уже обделался от страха, что тот начнет играть на фондовом рынке и спровоцирует мировой кризис.
– Эйдену это совершенно неинтересно. Он начинает скучать, когда начинаются деловые новости. Он в восторге от шоу о готовке еды. Он постоянно просит описать вкус блюд. Ему нравится Джейми Оливер, Ральф. Его мечта – попробовать крутое жаркое с колбасками от Джейми, а не взорвать планету.
– И тебе все равно, что он мог видеть, сама знаешь что.
– Честно? В глубине души я знаю, что он хороший, и я спокойна насчет того, что он хочет делать со своим существованием. И я рада, что ты наконец начал говорит о нем в мужском роде.
– Начал, да? Вот дерьмо!
Он не самая плохая компания. Каким был Мэтт в молчаливом настроении, незадолго до «мы имеем то, что имеем», когда опасная раздражительность становилась еще сильнее, из-за чего субботний вечер превращался в проверку на прочность. Но он и не Том.
Ральф и слышать не хочет об оплате счета пополам.
– Спасибо, Ральф, приятный вечер.
Все было нормально. Что мне еще сказать?
Каким-то образом, без обсуждения данного вопроса, мы вместе оказались в одном такси.
– Все прошло замечательно, правда? – спрашивает он, когда мы едем рядом с Гайд-парком.
– Никто не напился. Ни у кого не стащили сумку.
– Один из наиболее удавшихся вечеров.
На Гамлет-Гарденс он провожает меня от такси, словно мы уже договорились о том, что должно последовать.
Возможно, так и есть. Возможно, наши подсознания уже втайне все решили и создали иллюзию, что каждый из нас принял решение осознанно.
Как еще объяснить стремительность, с которой мы вместе рухнули на диван.
– Ральф, подожди. Дай я сниму пиджак…
Как еще объяснить быстрое перемещение в спальню и благостное растворение в грязном сексе.
(Мы не забыли выключить свои телефоны – и все остальные устройства с доступом в интернет – и вытащить аккумуляторы для большей уверенности.)
В воскресенье я все же сдаюсь, и мы на метро едем в Милл Хилл. Это занимает…
Вечность.
Положительный момент: теперь я знаю, что происходит в конце душной ветки метро после станции «Финчли Сентрал».
По большей части ни хрена.
У его мамы сильный иностранный акцент, и она очень рада меня видеть. Подозреваю, видеть кого угодно женского пола после долгих лет траура по несчастной Элейн. Ее глаза сияют от удовольствия при виде такой перемены. Она проводит меня по чересчур перегретому коридору в перегретую гостиную – помещение нагрето до температуры инкубатора – где отец Ральфа, страдающий деменцией пожилой мужчина, как предупредил меня его сын, сидит в кресле с – да, это правда – грелкой для чайника на голове.
– Она ему нравится. И радует его. Что тут поделаешь? – говорит миссис Тикнер.
Она ставит на кофейный столик блюдо с крошечными бутербродами из серебристых кусочков
