– Фермин! – воскликнула Беа.
Он по-военному отдал честь и подмигнул Алисии:
– Итак, моя дорогая вампиресса, вы остаетесь в хороших руках. Постарайтесь никого не покусать. Я же приду завтра. Слушайтесь сеньору Беа и, если возможно, не умирайте.
– Сделаю, что в моих силах. Спасибо за все, Фермин. Еще раз.
– Не напоминайте мне об этом. Идемте, Даниэль, и не воображайте, что если вы притворились истуканом, о вас позабудут.
Фермин удалился, уведя с собой Даниэля.
– Ну, вот и ладно, – произнес доктор. – Скажите, как отсюда выйти?
– Я вас провожу, – вызвался хранитель.
Женщины остались вдвоем. Беа взяла стул и села рядом с постелью Алисии. Та робко улыбнулась с благодарностью. Беа смотрела на нее с непроницаемым выражением. Вскоре в дверь комнаты заглянул хранитель и оценил диспозицию.
– Донья Беатрис, если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, где меня найти. Я оставил на полке несколько пледов и лекарства с инструкциями врача.
– Спасибо, Исаак. Спокойной ночи.
– Что ж, спокойной ночи. Алисия, доброй ночи, – церемонно проговорил хранитель.
Его шаги, удаляясь, прозвучали в коридоре.
– Как будто меня тут знают все, – заметила Алисия.
– Да, кажется, что вас знают все. Жаль, что никто толком не представляет, кто вы на самом деле.
Алисия кивнула, снова выдавив смиренную улыбку, которая опять не нашла отклика у Беа. Напряженная пауза вылилась в долгое тяжелое молчание. Алисия рассматривала стены, уставленные книгами от пола до потолка. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Беа.
– Можно узнать, чему вы улыбаетесь? – спросила та.
– Мне снилось, будто я поцеловалась с очень красивым мужчиной и не знаю, кто он такой.
– Вы имеете обыкновение целоваться с незнакомцами или позволяете себе шалости только после наркоза?
Ее тон был едким и злым, слова разили, как кинжалы, и Беа пожалела о них тотчас, едва они сорвались с языка.
– Простите, – пробормотала она.
– Не извиняйтесь. Я заслужила, – отозвалась Алисия.
– До приема антибиотиков осталось чуть более трех часов. Может, вы поспите немного, как советовал доктор?
– Сомневаюсь, что засну. Я боюсь.
– Я думала, что вас нельзя напугать.
– Я хорошо притворяюсь.
Беа собиралась что-то сказать, но промолчала.
– Беа!
– Да?
– Я знаю, что не имею права просить прощения, но…
– Не стоит сейчас об этом. Вам не за что просить у меня прощения.
– А если попрошу, вы меня простите?
– Ваш друг Фермин любит повторять, что тот, кому требуется прощение, пусть сходит на исповедь или купит собаку. И на сей раз я с ним полностью соглашусь, тем более что он меня не слышит.
– Фермин – мудрый человек.
– У него свои причуды. Но я не собираюсь его выдавать и вовсе не хочу вас утомить. А теперь поспите.
– Можно взять вас за руку? – спросила Алисия.
Поколебавшись мгновение, Беа все же приняла ладонь Алисии. Надолго установилась тишина. Алисия закрыла глаза, ее дыхание замедлилось. Беа смотрела на удивительное создание, внушавшее ей одновременно сочувствие и страх. Вскоре после того как Алисию привезли и она еще пребывала в забытьи, доктор осматривал пациентку, а Беа помогала ему раздеть ее. И ужасное зрелище зарубцевавшейся раны, обезображивавшей бок, до сих пор не изгладилось из памяти.
– Даниэль – счастливый человек, – вдруг произнесла Алисия.
– Вы меня провоцируете?
– Жену и мать? Я бы не посмела.
– Я думала, вы спите, – заметила Беа.
– Я тоже.
– Болит?
– Вы имеете в виду шрам?
Беа не ответила. Алисия по-прежнему лежала с закрытыми глазами.
– Немного, – созналась она. – Анестезия притупляет боль.
– Как это получилось?
– В войну. Во время бомбежки.
– Сочувствую.
Алисия пожала плечами.
– Помогает отваживать поклонников.
– Представляю. У вас их, наверное, много.
– И ни одного стоящего. Самые лучшие влюбляются в женщин вроде вас. За мной же они охотятся, желая заполучить в качестве трофея.
– Если вы добиваетесь, чтобы я вас пожалела, то стараетесь напрасно.
Алисия усмехнулась.
– Не думайте, что за мной не охотятся, – призналась Беа, застенчиво улыбнувшись.
– Нисколько не сомневаюсь.
– Почему они порой так глупы?
– Мужчины? Бог знает. Может, дело в том, что мать-природа – довольно суровая, кстати, – от рождения недодала им ума. Но некоторые вполне сносны.
– Так и Бернарда говорит, – произнесла Беа.
– А ваш Даниэль?
Взгляд Беа сделался колючим.
– А что с моим Даниэлем?
– Ничего. Он кажется очень хорошим молодым человеком. С чистой душой.
– У него есть и темные стороны.
– Из-за того, что случилось с его матерью? С Исабеллой?
– Что вы знаете об Исабелле?
– Немного.
– Без анестезии вы лжете гораздо убедительнее.
– Я могу вам доверять?
– Полагаю, у вас нет выбора. Вопрос в том, могу ли я доверять вам.
– А вы сомневаетесь?
– Да.
– Есть кое-какие сведения об Исабелле, об ее прошлом… – начала Алисия. – Наверное, Даниэль имеет право их узнать. Но не будет ли по большому счету лучше, если он останется в неведении.
– Алисия!
Алисия открыла глаза, увидела близко лицо склонившейся к ней Беа и почувствовала, как та с силой сжала ее руку.
– Что?
– Я хочу предупредить вас. И повторять не буду.
– Как угодно.
– Не вздумайте причинить зло Даниэлю или моей семье.
Алисия выдержала ее взгляд, властный и выразительный, настолько, что она едва осмеливалась дышать.
– Поклянитесь.
Алисия проглотила комок в горле.
– Клянусь.
Беа кивнула и снова откинулась на спинку стула. Алисия заметила, что она прикрыла глаза.
– Беа!
– Что еще?
– Я хотела кое-что объяснить. В ту ночь, когда я провожала Даниэля до дверей дома…
– Успокойтесь и поспите.
7Гроза, отгремевшая накануне, раскрасила Барселону пронзительной синевой. Лишь редким зимним утром можно насладиться подобной красотой. Солнце вытеснило тучи с небосклона, и воздух наполнился струившимся чистым светом, который впору разливать по бутылкам. Сеньор Семпере проснулся в прекрасном расположении духа. Не устояв перед соблазном и из чувства противоречия он выпил на завтрак чашку черного кофе, тем самым нарушив предписания врача, и решил, что грядущий день сулит удачу.
– Вот увидите, сегодня мы соберем выручки больше, чем «Эль Молино» в Великий пост.
Убирая табличку «Закрыто» с двери книжного магазина, сеньор Семпере обратил внимание, что Фермин с Даниэлем шепчутся в уголке.
– Вы что-то замышляете?
Оба повернулись как по команде с глупым выражением лица, выдававшим их с головой. Они выглядели как люди, не спавшие неделю, и, если память не подводила букиниста, были в той же одежде, что и накануне.
– Мы говорили о том, что с каждым днем вы молодеете и крепнете, – заявил Фермин. – Дамы заслуженного возраста должны падать к вашим ногам.
Букинист не успел ответить: послышалось звяканье колокольчика над дверью. Сеньор в безупречном костюме приблизился к стойке и обходительно улыбнулся.
– Добрый день, кабальеро. Что вам угодно?
Посетитель неторопливо снял перчатки.
– Надеюсь, что вы сможете ответить на мои вопросы, – сказал Эндайа. – Полиция.
Букинист нахмурился и покосился на Даниэля. Лицо молодого человека побледнело, сравнявшись цветом с жизнеутверждающим оттенком рисовой бумаги, на какой печатают полные собрания сочинений классиков.
– Мы вас слушаем.
Эндайа вежливо улыбнулся, вынул из кармана фотографию и положил ее на прилавок:
– Будьте любезны, подойдите поближе и посмотрите.
Троица, сгрудившись за стойкой, принялась разглядывать снимок. На нем была изображена Алисия лет пять назад. Она улыбалась в камеру, напустив на себя невинный вид, который не ввел бы в заблуждение даже младенца.
– Вы
