– Если угодно, можете послать Хулиана, хотя, по-моему, для этой цели больше подошел бы человек, уже сходивший к первому причастию.
Даниэль неохотно покорился неизбежности. Фермин почувствовал, что взгляд Беа буквально просверливает ему затылок, однако предпочел до поры до времени не реагировать на это. На прощание он поднес доктору последнюю рюмку. Увидев, что в бутылке коньяка осталось совсем мало, Фермин допил его из горлышка. Избавившись наконец от доктора и Даниэля, Фермин без сил опустился на стул и закрыл лицо руками.
– То, что доктор говорил о таксидермисте и об исчезновении тела – это все было серьезно? – спросила Беа.
– Тяжелая задача, которую, к несчастью, необходимо решить, – сказал Фермин. – Одна из двух неприятнейших черт Алисии состоит в том, что она редко ошибается.
– А вторая?
– Алисия беспощадна. Она не говорила вам чего-то такого в последние дни, что позволило бы предположить, что у нее на уме? Вспомните.
Подумав немного, Беа покачала головой. Фермин едва заметно кивнул и встал. Он взял с вешалки пальто и приготовился отчалить, хотя в тот зимний вечер попутного ветра не ожидалось.
– Пожалуй, мне не мешает прогуляться и навестить этого таксидермиста. Может, по дороге меня осенит какая-нибудь блестящая мысль.
– Фермин! – окликнула Беа, когда он был на полпути к двери.
Фермин остановился, но поворачиваться не спешил.
– Алисия нам о чем-то не рассказала, да?
– Подозреваю, что она нам о многом не рассказала, донья Беа. И уверен, что Алисия поступила так ради нашего блага.
– Но есть ведь что-то, касающееся Даниэля. Секрет, который может принести ему большое горе.
Фермин все же обернулся и грустно улыбнулся:
– Для этого и существуем мы с вами, не так ли? Чтобы уберечь его от беды.
Беа пристально посмотрела ему в лицо.
– Будьте очень осторожны, Фермин.
Она проводила взглядом его фигуру, вскоре растворившуюся в сизых сумерках, обещавших мокрый снег. Застыв неподвижно, Беа наблюдала за пешеходами на улице Санта-Ана, закутанными в шарфы и толстые куртки. Интуиция подсказывала ей, что зима – настоящая зима – только что обрушилась на них без предупреждения. И на сей раз она не пройдет бесследно.
23Растянувшись на кровати в своей спальне, Фернандито рассеянно уставился в оконце под потолком. Комната, вернее каморка, соседствовала с прачечной и всегда напоминала ему отсеки подводной лодки, увиденные в кино на утренних сеансах в «Капитолии». Только комнатушка в сравнении с подводной лодкой была более мрачной и менее уютной. Однако в тот вечер Фернандито блаженствовал благодаря разгулявшимся гормонам, принимая их влияние на организм за душевный подъем и магию. Любовь – с большой буквы и в юбочке в обтяжку – постучала в его дверь. Строго говоря, она не стучала в дверь, а скорее поманила издалека, но он верил, что от судьбы, как и от зубной боли, просто так не отмахнешься. Особенно если речь идет о любовной материи.
Некоторое время назад на него снизошло откровение, раз и навсегда изгнавшее бесовский призрак коварной Алисии. Наваждение, околдовавшее Фернандито в ранней юности, рассеялось. Одна любовь, пусть и несчастная, влечет за собой другую. Об этом поют в песнях в стиле болеро, а они отличались глубоким проникновением в искусство любви и страсти, подслащенные не больше рогалика с кремом. Его любовь к сеньорите Алисии, безответная и наивная, после череды потрясений и опасностей привела к знакомству с семьей Семпере и помогла получить работу, предложенную добрым букинистом. И теперь дело было лишь за счастливым случаем, чтобы очутиться у врат рая.
Такой случай представился однажды утром, когда Фернандито явился, чтобы исполнить свои обязанности по доставке заказанных книг покупателям. По магазину порхало чарующее создание с волнительным акцентом. Судя по разговору с членами семейства Семпере, она откликалась на имя София. Фернандито провел небольшое расследование и выяснил, что прелестная девушка приходилась племянницей букинисту Семпере и двоюродной сестрой Даниэлю. Исабелла, мать Даниэля, вроде бы имела итальянские корни, а София, уроженка Неаполя, поселилась у Семпере на то время, пока училась в университете Барселоны и совершенствовала испанский язык. Но все эти подробности имели мало значения.
Восемьдесят процентов мозгового вещества Фернандито, не говоря уж о менее важных органах тела, он всецело посвятил размышлениям о Софии и преклонению перед ней. Девушке было примерно лет девятнадцать. Природа, без всякого снисхождения к молодым людям подходящего возраста, наделила ее выпуклостями и округлостями, стройным станом и упругими икрами. Один взгляд на эти богатства повергал Фернандито в состояние, близкое к остановке дыхания. Глаза, рисунок губ, белые зубы и кончик розового язычка, который показывался, когда София смеялась, туманили рассудок бедного парня. Фернандито мог часами предаваться фантазиям о том, как его пальцы ласкают пышный ренессансный рот, спускаются по нежному горлу в райскую долину: ее холмы красиво подчеркивали шерстяные прилегающие свитера, которые носила девушка. Они лишь подтверждали известный факт, что итальянцы отлично разбирались в архитектуре.
Фернандито прикрыл глаза и постарался отвлечься от навязчивого гомона радио в столовой и шумных отзвуков бурной жизни квартала. В воображении его витал желанный образ Софии, томно раскинувшейся на ложе из роз или же других сезонных растений с лепестками, которые распускаются весной. Фернандито представил, как решительно и умело, владея маленькими тайнами женской вселенной, включая застежки и молнии, он снимал бы с нее покровы лепесток за лепестком, осыпая поцелуями и слегка покусывая. И завершая путь, уткнулся бы лицом в несравненную в своем совершенстве заводь, которую небо посчитало уместным расположить между пупком и пахом каждой женщины. Витая в облаках, Фернандито был убежден, что если Господь испепелит его на месте карающей молнией за грязные помыслы, сладостные грезы того стоили.
Очищающий огонь не снизошел, вместо него зазвонил телефон. По коридору протопали тяжелые как бульдозер шаги, дверь каморки резко распахнулась, и на пороге возникла грузная фигура отца Фернандито, одетого в пижаму. В руке он держал бутерброд с колбасой.
– Вставай, лодырь, тебя к телефону!
Грубо вырванный из райского плена, Фернандито потащился в конец коридора. Там в тесном закутке стоял телефонный аппарат, а над ним висел пластиковый Иисус, купленный в Монтсеррате. Как только раздавался звонок, глаза Господа загорались, сообщая лику неземное свечение. Этот фокус стоил Фернандито многолетних кошмаров. Не успел он взять трубку, как из соседней комнаты высунулась голова его брата Фульхенсио, любителя сплетничать и корчить рожи.
– Фернандито? – раздался голос на линии.
– Да.
– Это Алисия.
У него замерло сердце.
– Ты можешь говорить? – спросила она.
Фернандито запустил тапком в физиономию Фульхенсио, и братец тотчас скрылся в своей спальне.
– У вас все в порядке? Где вы?
– Послушай меня внимательно, Фернандито. Я вынуждена уехать на время.
– Жаль это слышать.
– Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что.
– Все, что скажете.
– Бумаги из коробки, которую я просила забрать из моей квартиры, еще у тебя?
– Да. Они в надежном
